Скиталец: Невидящие очи

Он тянулся к блюдам, безошибочно выбирая нужные, ломал и накладывал себе хлеб, посыпал мясо зелёным луком, точно зная, где что стоит и лежит. Даже хлебая похлебку, он не искал ложку по столу, а уверенно брал с отведённого ей места. Впрочем, в выверенных за годы привычках Морен не нашёл ничего удивительного.

— Так вы знаете, почему именно ваши приближённые считают, что вы опасны? — спросил он Медиса между переменой блюд.

— Конечно! Я может и слепой, но не идиот. А ещё я умею слушать, когда они говорят мне, даже если не согласен с ними, — Медис склонил голову, помолчал немного и заговорил тише, точно делился тайной только для них двоих: — Мой край голодает.

— Морен уловил в его голосе затаённую боль. — Людям не хватает пищи. Наши земли не плодородные, мы выращиваем скот, ловим зверей на мясо и шкуры. Но в последние года скотина дохнет, дичь уходит из лесов, а проклятых вокруг становится всё больше. Они пожирают наших овец, распугивают оленей, не дают людям жить! Откуда, по-вашему, они берутся? — вдруг переменил он тон, заговорив как прежде.

— Часть из них: животные и люди, обращённые в День Черного солнца. Другие — все, каждый, кто появился после — люди и звери, поддавшиеся сильным порочным чувствам. Гнев, похоть, алчность… Когда они завладевают человеком, то отравляют его, точно скверна, пробуждая Проклятье. Говорят, оно есть в каждом из нас, главное, не дать ему пробудиться.

Медис «смотрел» на него прямо, словно знал, куда смотреть.

— Хотите сказать, что убиваете людей?

— К сожалению.

— Чушь! — взмахнул он руками. — Вы не похожи на убийцу, Морен. Вот что я вам скажу: проклятые — обычные животные, звери. Да, они появились вслед за Чёрным солнцем, никто не может этого отрицать, но они всего лишь звери. Крупнее и агрессивнее прочих, согласен, но медведь тоже крупнее и злее собаки. А то, что говорите мне вы, мол, проклятым может стать любой, кто поддастся ярости или другому пороку, — всего лишь легенда, придуманная единоверцами.

Придуманная, чтобы мы славили их бога и боялись. Придуманная, чтобы пробудить в нас кротость, чтобы вести нас подобно стаду овец. Ведь кто может быть покорнее, чем праведные из страха, что их покарают за гнев? А? Скажите мне!

— В ваших словах есть доля истины, и я не стану оспаривать её. — Морен и сам искренне желал, чтобы сказанное Медисом когда-нибудь стало правдой. — Но я видел, как порок и Проклятье, следующее за ним, пожирают человека.