Огнедышащий век, книга 1

Но узрев перед собой в полутьме только сухонького благообразного старика с умным лицом и седой бородой, они смущенно закивали металлическими шариками на своих войлочных белых колпаках и, бормоча: «оман, оман» (Мир вам!), деликатно выскочили на улицу.

Это были киргизы из личной охраны государя, а не ночная стража, как сначала подумал Селим. В личную ханскую охрану теперь набирали только степных киргизов. Узбеки стали ненадежны и по слухам готовили восстание, а киргизы считали, что те забыли Аллаха и погрязли в грехе.

Царящее в городе всеобщее падение нравов они не одобряли и не понимали его причины.

А коллективное городское помешательство было вызвано страхом перед регулярными публичными казнями. Хан нарушил привычный порядок вещей: раньше казнили преступников, теперь всех подряд без всяких причин. Никто уже не был уверен, что не станет следующим.

И все спешили сполна насладиться отсрочкой времени, пока не пришел их черед.

4

Итак, за ним прислали конвой и препровождали к хану с почтением. Никто пока не собирался заламывать ему руки, а значит, он мог поторговаться.

– Ты стал слишком рослым, Зафар, – зло сказал нукеру Селим. – Твоя голова подпирает небо. Черные тучи окутывают ее и не пропускают свет. В свое время, когда ты был еще не так высок и плечист, как сейчас, я приложил немало усилий, чтобы рассеять их и вложить светоч разума в твою голову. Помнишь еще мою палку, которой я вколачивал знания в нерадивых учеников?

– Помню, – криво ухмыльнулся старший нукер, невольно поведя литым плечом.

– Тогда не трогай мальчика. Он тебе не чета!

– Буди, упрямый старик! Если ты окочуришься по дороге, кто прочтет хану твою книгу?

Нукеры на улице снова дружно заржали. Ночью подморозило, и белый пар вылетал из их ртов.

– Он спит!

– Разбуди.

Их взгляды встретились и скрестились как сабли. Во взглядах звенела сталь.

Неизвестно, чем кончилась бы их дуэль, но Селим вовремя вспомнил свою «Хронику Одил-хана Великого», которую держал в руках. В главе «Набег» им были выведены такие строки: «Стар и млад были умерщвлены сразу и оказались удачливее живых, муки которых были страшнее смерти.

Немного напыщенно, но верно.

Он разжал руки и с болью в сердце позволил книге шлепнуться на пол. Потом повернулся и снова исчез в темноте.

– Малик! – Он потряс за плечо посапывающего на ветхом матрасе двенадцатилетнего мальчишку. Тонкое ватное одеяло сползло с него и Селим машинально его поправил.