Потомок Нострадамуса

Господи-Исусе! Да что же это на белом свете делается?! Совсем недавно неприметная, казалось бы, малышка и вдруг такая почти взрослая красавица! Или она так подросла за эти годы, или я вырос, и стал, возможно, по иному смотреть на девушек, которые немного моложе меня.

Всю ночь в нашей хижине не гасла свеча. Мы говорили и не могли наговориться! Я просил их рассказать о своем житье-бытье, они скороговоркой что-то отвечали, и тут же просили, чтобы я поведал о себе. И так всю ночь. Потом мы с отцом вышли в море и вернулись с хорошим уловом.

Он все время повторял, что это благодаря мне, что давно он не возвращался домой со столь весомым трофеем. Я думал, что он просто льстит мне, но, видя, как радовались на берегу мать с сестрой, я понял, что это действительно так, потому-то и задержался здесь дольше намеченного. Мы выходили в море не дважды, как я планировал вначале, а гораздо больше раз. Но зато покидал я родных со спокойной душой: рыбы мы запасли столько, что они теперь могли более спокойно смотреть в ближайшее будущее: немало рыбы было провялено и прокопчено, еще больше засолено и сложено в бочонки, немало подготовлено для продажи в городе. Вот только туда они поехали без меня.

Я простился со всеми и отправился в Порг-Билстрой. Однако в пути думал уже не столько о предстоящей встрече с губернатором, сколько о родне, которую только что покинул. Противоречивые чувства обуревали мною. Раньше, признаться, я считал, что буду после встречи с родными пребывать в окрыленном состоянии.

Однако теперь не мог не огорчаться, обнаружив, что семья наша ведет далеко не зажиточный образ жизни. Нет, конечно, они не бедствуют и не голодают, так мы жили всегда, и я был глубоко уверен, что у нас все прекрасно. Но теперь, насмотревшись в столице на роскошный образ жизни дворянского сословия, я понял, что уединенное существование в одинокой хижине у моря – это далеко не самое лучшее благо, которое может быть даровано человеку в этой жизни. Я, конечно, здорово помог им с запасами рыбы, я оставил им львиную долю своих скромных сбережений – деньги им явно не помешают, я обещал им походатайствовать у губернатора, а то и в самой столице, когда я там твердо стану на ноги, о том, чтобы удачно пристроить их где-нибудь поближе к бушующей своими страстями человеческой жизни. На что отец с матерью снисходительно улыбались и ласково обнимали меня, мол, глупышка, мы здесь привыкли, нам здесь хорошо и ничего в этой жизни мы менять не намерены.