Но именем твоим…

На что я ответил, что Наливайко будет командовать первой, дворовой сотней, охранявшей личные покои князя, его казну и цейхгауз с пороховым запасом – да ещё и с завтрашнего дня, я же записан во вторую, которая выставляет сторожа на стенах замка, у ворот и на мосту, и посему нет ничего зазорного в том, что я хочу узнать побольше о своих однополчанах. Но отец всё равно отказался говорить о Наливайке – просто велев мне идти спать, потому что завтра утром на службу.

Но это его смущение я запомнил…

Следующие полгода прошли в обычных для казачка заботах – караулы, чистка и уход за лошадьми, рубка лозы, стрельба из фузей и чистка оружия…. Я учился быть солдатом – а это тяжкая наука, пане Стасю…

Межевой комиссар кивнул.

– Я знаю. Как я уже говорил, мне довелось принять участие в посполитом рушении при взятии Пернова, в войсках у его милости гетмана Ходкевича. Пятнадцать лет назад. Тогда мы крепко вздули шведов!

Пан Славомир горестно вздохнул.

– В ту войну при Кирхгольме пал мой сын, Владислав. Я так и не нашел его тела…. Гусары из его хоругви, которых я смог разыскать – говорили, что мальчик мой во время атаки был сбит с коня фузейной пулей и упал с обрыва в Двину, и его унесло течением…

– Сочувствую, пан Славомир…

– Самая тяжкая ноша, пан Станислав – это гроб с телом сына на плечах отца…. А мне даже похоронить моего мальчика не довелось….

 – Шляхтич несколько минут помолчал, а затем продолжил: – Впрочем, рассказ мой не о бедах и горестях моей семьи – я обещал вам рассказать историю рокоша Наливайки. Для чего, однако, вернусь к началу прошлого века – поверьте, пане Стасю, это необходимо.

– Я весь внимание.

– Как я уже говорил, смущение моего отца при моих расспросах о Наливайке только подстегнуло моё любопытство – не забывайте, мне было всего пятнадцать лет.

И когда поздней осенью восемьдесят четвертого года мне выпало доставить гусятинскому старосте лист от княжьего подскарбия – я вновь вспомнил о Наливайке – ведь казаки говорили, что родом он из Гусятина, вырос в семье местного подстаросты. Не скрою, меня это поручение – обычное дело для дворовых казаков – крайне обрадовало.

Через Кременец и Збараж в три дня я добрался до Гусятина.