Несвоевременные

Некоторые стали украдкой озираться, робко посматривая в его сторону, точно невзначай подслушали им не предназначенное. Один из них оторвался от коллег, подошёл к доктору так близко, чтобы их не могли услышать другие, и вполголоса спросил:

– Есть новости об Аде Сирин?

– Ничего достойного упоминания, – ответил тот и помрачнел. Его лоб прочертила глубокая борозда. – Я добился разговора, но что это даст? Если бы другие видели в Аде то же, что смог увидеть я, разве понадобилась бы эта пытка вопросами? Но они видят лишь больного человека.

– Изматываешься ты, – вздохнул собеседник, поведя плечом. Его звали Роман Плид, это был молодой человек с гладким овальным лицом и глазами, похожими на крошечные блюдечки, в которых печально чернели два свечных огарка. – У хирургов уж до чего каторжная работа – и то не каждый столько нервных клеток сжигает. Ты же вцепился в эту пациентку – даже не свою! – и болеешь, будто за родную.

– Родную, говоришь? Чего скрывать, я часто ловлю себя на этой мысли.

– За столько времени немудрено сродниться, – согласился Роман.

– Нет, я о другом. Даже увидев её впервые, я всеми фибрами почуял, будто знал её с детства, забывал и заново узнавал.

– А может, в этом что-то есть? – спросил Роман, пытаясь натолкнуть коллегу на определённый ход мыслей. – Ты рассказывал, что исследуешь ментальные путешествия во времени и неординарный случай с Адой стал для тебя наглядным примером этого явления. Перемещение её сознания в прошлое ты научно обосновал – так, может быть, через свою теорию объяснишь и эпизоды дежавю, связанные у тебя с Адой?

– Нет… – Экзистенский отрицательно покачал головой.

 – Наши с ней встречи невозможно ни проверить, ни доказать. Эту версию я отсекаю: лишь с толку собьёт. Да я тебе не о науке сейчас! Моё ощущение – из области чувств – нерациональных, необъяснимых. Но я ведь тоже человек! Чувства и мне не чужды, как бы ни было неловко это признавать.

Эдмунд Францевич резко замолчал.

– Жаль мне Аду, – сказал он немного погодя. – Просто жаль, когда пропадает во цвете лет человек – как там говорят? – с искрой. Да, есть в ней что-то, что мы с тобой потеряли ещё в детстве: слышал бы ты, как она рассказывает! – Экзистенский помолчал. – Почему-то творцы обнаруживают прескверную манеру именно в эти годы уходить из жизни, – добавил он и поспешно прикрыл рот рукой, точно сболтнул что-то непрошеное, однако давно рвавшееся из уст.