Антихрист

Припасов, которые были со мной, хватило лишь на три дня, однако после этого я себя хорошо чувствовал и не испытывал голода еще пять дней. На девятый день своего хождения по жаркой пустыне во мне проснулась жажда, да такая сильная, что готов был жрать песок, дабы выжить, но это было уже лишним, потому что наткнулся на какой-то торговый путь. Трудно ответить как далеко тогда ушел от родного города и куда шли верблюды, однако мое желание жить было сильнее, хотя еще три дня я не решался на никакие действия, пропуская караван за караваном, а солнце с каждым днем припекало все сильнее, и кожа, казалось, временами даже вспыхивала огоньком.

Через четыре дня я словно с цепи сорвался: мои вены наполнила жгучая кровь, глаза налились нечеловеческой злостью. С самого утра в тот день выжидал очередной караван и, когда первый верблюд из каравана поравнялся со мною, то, как лев кинулся на свою жертву, выпрыгнув на них из-за холма. Почувствовав прежнюю силу в руках, разорвал бедолаг голыми руками и добрался до желанной воды, которой было полно в их кувшинах. Ее здесь было много, поэтому, скинув все шелка, золото и серебро с одного из верблюдов, я нагрузил его кувшинами с водой и увел за собой. Позже узнал, что в то время у всех в городе началась паника. Все священники визжали, как свиньи, о приходе зверя, о котором они предрекали. Но вспомните себя, кто меня казнил, пытал и избавился под покровом ночи от младенца, не дав имени ему и выбор: жить или умереть, заставив выживать?

Все торговые пути через пустыню тут же оказались под запретом.

Всех, кто попадал под подозрение, а таковыми оказывались все неугодные власти, которых оказалось большинство, сжигались, вешались на кресты, скармливались львам. Хорошо, что вся лихорадка продлилась недолго и вскоре вновь настал штиль с привкусом крови. Мои запасы воды к тому времени были почти полны, я старался их расходовать умеренно, давая часть верблюду, когда долго не было кактусов и других кустарников. Вскоре, потеряв счет дней, мое странствие приобрело безумный характер. Я стал много смеяться и часто бросать песок вверх, смотря как ямка быстро заполнялась и от прежних ран пустыни не оставалось и следа, как и у меня. На какой-то незначительный срок мне стало казаться, что я был рожден пустыней, но очень скоро такая шальная мысль испарилась на все испепеляющем солнце, подобно воде в моих кувшинах. Началась очередная жажда. Бедное животное – дитя пустынь, также стало мучиться.