Два поцелуя. И ветер. В лицо. И смех, и слёзы, и… (18+)

Может он был тихий парнишка, ходил себе в школу, бегал на танцы; а может, был мечтатель, поджидал принцессу, чтобы при лунном свете танцевать с ней; может ни о чём таком не думал, просто жил. А теперь умер, искромсан вдребезги, стал никчемной кучкой плоти.

Смотрю в голубизну липкого неба. Ветер мягко шелестит в антеннах, он приятно пахнет весной.

В чём-то ему, пожалуй, повезло – всего один миг агонии, и не мучиться много лет. Он и вскрикнуть, наверное, не успел…

…Отрываю побелевший палец от курка, захлебнувшегося пустотой магазина автомата. Посечённый свинцом бамбук за рисовыми чеками не колышется. «Угомонились, слиняли». Сползаю на дно окопа и с наслаждением откидываюсь спиной к стенке. Феликс надвигает каску на лоб, дёргает затвором и встаёт к брустверу, – его очередь наблюдать. Устраивается поудобней, и не оборачиваясь, продолжает прерванный несколько минут назад рассказ.

– Сандру я тоже так выбирал. А фули? От этих соплюшек – первочек одни сопли, да и обревётся вся пока доберёшься до последней резинки, а то и к прокурору с матушкой побегут. Нет, Санёк. На кой хрен мне, скажи, все эти порожняки? Хоть они все и лебяжьего покроя, но уж лучше я буду есть торт со всеми, чем дерьмо один. Видел бы ты мою кисулю! Как кошечка спинку выгнет и подставляется, дразнит. По спинке гладишь, а она аж мурлычет от удовольствия и сама к тебе подв… —

Зуммер вызова оборвал его. Голос штабного редика в наушнике:

Сокол, я гнездо, как слышите? Приём.

Справа долбанул короткой очередью мамонтовский ручник.

– Мамонтвою!!! – ору не вставая.

– Нормалёк, показалось – отзывается балагур «Мамонт». Слышу клацанье затворной рамы.

– Все в аут! Наблюдать! – деру глотку на своих пацанов, но уже без всякой злости.

– Гнездо, я Сокол, на приёме.

– Обстановка? – эт уже дежурный, Серега, торпедист из Ленинграда.

– Мошкара покусывает, отбрёхиваемся.

– Повнимательней там к вечеру, и не забудь оптику со своего гиперболоида закрыть, солнце с их стороны.

– Не учи отца…!

– Смена, как стемнеет, рандэву каждый час, не усните, кроты.

– Пошел ты, хорёк!

Достаю пачку индийских дерьмовых сигарет, на ощуп выдёргиваю «недобитый» бычок с «маришкой», прикурив, затягиваюсь и закрываю глаза.

Феликс продолжает свою вечную тему. Немного завидую его опыту в женском вопросе, потому никогда и не перебиваю. Пусть треплется, лишь бы не уснул.

Из головы не идёт тот – первый, ушедший.