Учитель музыки

Ветерок, залетевший в окно, немного освежил голову, осушил влажную грудь, проветрил под мышками, развеял последние пушинки сна, налипшие в волосах.

– Этого только не хватало, – пробормотал он, с отвращением глядя на хмельного дирижёра, и закричал: – Эй! Эй, оркестр. Кто-нибудь, дайте уже второму корнету по голове, чтобы не фальшивил. Эй, дирижёр, где вы взяли этого неуча?

Стоящая под окном стайка гимназисток прыснула смехом. Он перевёл взгляд на их свежие милые личики, улыбнулся.

– Доброе утро, барышни.

Я хотел сказать, что корнет безбожно фальшивит.

– Доброе утро? – отозвалась одна – наверное, самая смелая. – Уже и полдень миновал.

Её товарки захихикали, переглядываясь и подталкивая друг дружку локтями.

– Что? – опешил он. И повернулся в комнату, чтобы взглянуть на часы.

Но часов на привычном месте почему-то не оказалось. Как, собственно, и комода, на котором они всегда стояли. И вообще, пространство в комнате как будто исказилось, сжалось и обросло незнакомыми деталями.

Он сел на подоконник и с минуту глядел в пустой угол, со смешанным чувством растерянной неловкости и недоумения, пока не вспомнил, что жена давно затевала перестановку и ремонт. Но чтобы она начала осуществлять эту затею так неожиданно, не предупредив, не посоветовавшись, не… Было в этом что-то неестественное и…

– Хельга! – позвал он, невольно хватаясь за голову, которая, казалось, готова была взорваться от его собственного голоса.

И уже почти прошептал: – Хельга, что происходит?

Марш под окном грянул с новой силой. Шествие тронулось. Повернувшись к окну, он увидел как один из клоунов машет ему на ходу рукой. Подумал, махнуть или нет в ответ, но под густо намалёванной красной-жёлтой шутовской личиной он не мог опознать человека, а потому воздержался отвечать.

А клоун настойчиво сигналил ему, совершенно как давнему знакомому и даже нетерпеливо подпрыгивал, жаждая, кажется, добиться ответного приветствия.

Тогда он сделал один неловкий взмах, бросил взгляд вниз, на гимназисток, и закрыл окно. Корнет продолжал откровенно фальшивить, чем неимоверно его бесил. Но слава богу музыка теперь удалялась от площади, и…

«Подожди! – сказал он себе. – Подожди… От какой площади?»

Уже отойдя, он теперь снова вернулся к окну, чтобы выглянуть.

Да, там была площадь. И насколько он мог судить по башне с часами, это была площадь Густава Стрее.