Свет далеких звезд

Кто-то оставил на Земле семью, которую ему запретили взять с собой, – с неожиданной тоской в голосе произнес Роб. Он надел очки и нажал кнопку на дужке. – А кто-то сам не захотел лететь.

– Не захотел? – удивилась Настя.

– Вы не поверите, сколько людей осталось на Земле по собственному желанию. Для них страшнее добровольно отказаться от привычной жизни, чем погибнуть вместе с планетой, – вздохнул Роб.

– Как такое может быть? – не поняла его Настя. – В конце концов, там, на Венере, для нас приготовлена…

– Надежда, – откликнулся Он. – Там для нас приготовлена надежда, и за этой призрачной надеждой летят пять тысяч восемьсот девяносто три потерянных человека.

– Стоит ли сгущать краски? – натянуто усмехнулся Роб, но его голос звучал жалобно. В стеклах «умных очков» мелькали фотографии. Одна, другая, день, ночь, солнце, дождь, увитый виноградником дом, смеющаяся женщина, пятнистая собака, лето, зима, снова та женщина, женщина и Роб, собака и Роб, они втроем и поодиночке. Он удалял фотографии одну за другой еле заметным движением пальца.

– Не стоит попусту мучить себя, надо все стереть, – шептал Роб, безостановочно, отчаянно вышвыривая минуты, дни, годы жизни из своего дневника. По его щекам катились слезы.

– Погоди, Роб! – окликнула его Настя.

Но Роб не мог остановиться.

– Не делай этого! – закричала девушка.

Роб ничего не слышал и не замечал, его лихорадило, руки тряслись, и на лбу выступил пот. Настя перегнулась через проход и сдернула с него очки. Роб заморгал от неожиданности, вытер пухлой рукой красные от слез глаза.

– Спасибо тебе, – прошептал он, опомнившись, забирая у Насти «умные очки».

– Так вот что ты на самом деле взял с собой, – задумчиво сказал Он, повернувшись к Робу, обмякшему в своем кресле. – Твои воспоминания о женщине, которой не дали разрешения лететь.

В салоне приглушили свет.

– Молчи, не мучь его. – Настя принялась напряженно вглядываться через стекло иллюминатора в лица на платформе. Впервые с тех пор, как она села в поезд.

Люди снаружи начали расходиться. Толпа поредела, некоторые махали рукой и даже пытались улыбаться. Теперь они были по разные стороны бытия: те, кто улетает, и те, кто остается. Те, кто смотрит из поезда в сгущающуюся тьму, пытаясь разглядеть любимые лица, и те, кто стоит на платформе и смотрит вверх, в светлое круглое окошко, пытаясь губами как можно отчетливей произнести последнее, самое главное слово.