Стихийник: Сердце пламени

Она в ужасе закричала, а за её спиной раздался задорный смех:

– Глупая Вирра, это всего лишь лягушка!

– Райнхард! – с укором бросил Ланар, помогая сестре избавиться от напасти. – Сейчас не время для твоих игр.

Лягушка ворчливо заклокотала и, перебирая лапками, выпала из плена душного платья.

– Подумаешь! Весело же было. Смотри, как сын Дериха хохочет, еще немного – и толстяк лопнет.

– Сейчас лопнешь ты! – засучивая рукава безразмерной рубахи, к ним подошел высокий мальчишка с темными волосами и тяжелым взглядом карих глаз.

 – Живо проси прощения у Вирры, а то…

– А то что?

– А то я поколочу тебя так, что не останется больше дури в твоей пустой голове!

– Только попробуй, Янар! – оскалился Райнхард, выставляя кулаки для драки.

Мальчишки уже были готовы вцепиться друг в друга, но мужчина, появившийся за их спинами, дернул обоих за ворот и тряхнул, как нашкодивших котят:

– А ну остыньте! Еще братья называются!

Он развернул их, показывая, что из-за глупой выходки процессия людей замерла и они стали перешёптываться, вытягивая шеи и желая узнать, что стало причиной задержки.

– Прости, отец, – понуро опустил голову Янар, признавая вину. – Больше я тебя не подведу! – Он гордо задрал подбородок и отошёл к Ланару и хныкающей Вирре.

– Ну а ты будешь просить прощения, Райнхард? – серые глаза отца смотрели холодно.

– Прости, – с непомерной обидой бросил мальчик, вырываясь из захвата. – Прости, что хотел вас развеселить! – И, сверкая недобрым взглядом на своих братьев и сестру, прошипел: – Ненавижу! Ненавижу вас всех и надеюсь, что когда-нибудь вас заберёт бездна! Особенно тебя, Янар, самый гадкий из моих братьев!

***

Она лежала на спине, раскинув руки в стороны.

Не заботясь о дорогом шёлке, расшитом серебром, о волосах, убранных в красивую причёску, и жемчуге, рассыпанном рядом. Ни о промозглой земле, от которой кожа покрывалась мурашками. Внутренний взор девушки был направлен на видение. Странное, непонятное, иногда пугающее, но пропитанное надеждой и искренней верой в лучшее. И неважно, что часть истории была показана глазами детей: возможно, кольцо, что она подобрала, принадлежало кому-то из них. Главное, что она прикоснулась к чему-то волнующему.

Она бы и дальше могла пребывать в грёзах и додумывать кусочки истории, чувствовать и проживать эмоции тех людей, достраивать мозаики, строить предположения, но холодный и пренебрежительный голос матери заставил её испуганно распахнуть глаза.