Горькое логово

Там северный ветер. И четыре стороны света.

И там – Путь. На улице, за школьным двором, за черными голыми деревьями плавно, как заколдованные, останавливаются светящие золотыми окнами трамваи: запрыгнуть – и уедешь… Куда захочешь… А куда? Некуда. Не к кому. Он – один на свете. Все.

Он опустил глаза в тетрадь и вник в длинное уравнение. Немного мешал сосед по парте с яркой суетой в телефоне, но, в общем, жизнь вполне терпима. Это он сам ненормальный. Снаружи статуя, внутри – сумасшедший беглец.

Потому что убегает, как зверек, в любую щель – к свободе, как ни караулят. Прочь отсюда, и все.

Ведь никогда не обижали, голоса ни разу не повысили, баловали, все покупали, только скажи, хоть он не родной «родителям». Зачем убегать, если б не Путь? Не это ужасное и ничем не отменимое «Зовут»? Все ж хорошо? И «родители», в общем, – да, хорошие. Только вот он вырос из лобастого ласкового малыша в нелюдимого школьника, а у них родился собственный мальчик. А он… Стыдно было за их тревогу и хлопоты, когда он сбегал, за возвращения, когда, онемев, сидишь рядом в машине, и взрослые тоже не знают, что говорить.

Потому что перед его мрачностью – они беспомощны. Да он уже просто вмерз в мрачность и самообладание, как булыжник в лед. Их жалко. Этой весной они принесли домой белоснежный сверток с младенцем, и он испытал шок: какие младенцы крохотные! Но ничего, справился, помогал, носил на руках эту рыжую козявку и даже мурлыкал песенки, чтоб не вопил – помогало.

Однажды по какой-то необходимости остался с ним один на полдня и кормил из бутылочки. Как мог, помогал, и никогда бы в голову и не пришло сбежать, если послали в аптеку… А они многословно хвалили за помощь. Так чужих хвалят. А своим говорят: «Да, норм, а что долго возился, надо вот еще то, а потом то, и еще вот то, давай быстрее»… Он им – не свой. И не в том дело, что не родной по крови – а в том, что совсем другой. Как с другой планеты, где гравитация в два раза тяжелее и небо всегда темное…Чужой мальчик с чужим именем, обуза.

Ну да, чужой. Приемыш. Ну и что? Он не выдумывал никаких великолепных настоящих родителей. Он знал, что не родной, знал, откуда берутся младенцы для усыновления и опеки – все эти детские отделения больниц, «дома ребенка» и прочие государственные заведения. Даже тошнило при виде своего первого снимка – годовалый лобастый малыш со взрослыми глазами. Бедные.