Три последних слова

Я смотрела на её дрожащие бледные руки и по-прежнему не ощущала жалости или сострадания к ней.

Почему так?

«Ты больше не связана с ней». – Опять пришёл ответ.

– А с кем я связана?

«С тем, что осталось от тебя. Когда кто-то будет приходить к твоей могиле, ты будешь возвращаться к ней снова и снова».

– А теперь я могу уйти?

«Ещё не время…»

– Но здесь нет времени!

Тот, кто отвечал на мои вопросы, видимо, делал это по собственному желанию, совсем не ориентируясь на мои. Поэтому эта реплика была проигнорирована.

Я осмотрела скорбящих родственников и друзей, не понимая, что мне делать дальше.

Для меня время шло быстро. Но там, на земле, оно тянулось медленнее. И все эти дни после похорон я была рядом с мамой. Она много плакала. Я злилась. Меня тревожили её слёзы, а я ничего не могла с этим сделать: ни обнять, ни поддержать. Просто смотрела.

Маме отдали урну с моим пеплом, она отвезла её на кладбище и поставила возле урны с пеплом моей бабушки. Рядом поставила мой портрет, перевязанный чёрной лентой.

На фотографии я скорее ухмылялась, чем улыбалась. Не знаю, почему мама выбрала именно её, ведь у меня были фотографии и получше. В последний год жизни я красилась в рыжий – цвет корицы, а на этом фото мои волосы были естественного оттенка – тёмно-каштановые пряди волнами вились и спадали на круглое личико. Такие же тёмные глаза выражали абсолютное безразличие.

Неужели она хочет запомнить меня именно такой?..

Мама оставила букет тёмно-бордовых роз возле портрета. В день, когда урна заняла своё место на кладбище, тоже были родственники и знакомые.

Они подходили к могиле и оставляли букеты живых цветов. При жизни мне редко дарили цветы.

Но как бы долго люди не рыдали, поглядывая на мою фотографию и шепча «Такая молоденькая…», всё равно настал момент, когда возле портрета не осталось никого. Все ушли. Я же не двинулась с места.

Я не знала, сколько времени прошло со дня смерти моего тела. Единственным человеком, кто навещал мой пепел, была мать, которая никак не могла отпустить меня.

Я приходила к ней. Она чувствовала, что я рядом, но не видела и не слышала. Она разговаривала с пустотой, как сумасшедшая. Убирала могилку, уносила засохшие цветы. Дома по-прежнему были занавешены зеркала. Мама по-прежнему плакала, глядя на мои фотографии, которых дома стало очень много.

Света, который бы позвал меня, по-прежнему не было. Я уплывала в нематериальность. Не было ни комнаты, ни стен, ни других, таких же как я. Я будто засыпала.