Останний день

Но, несмотря на это, все же попрошу тебя вот о чем: если кто-то из моих коллег-соискателей скажет, что сия брошь найдена, не сочти за труд, набери меня. Согласись, эта просьба не нарушает какие-либо соглашения и никак тебя не компрометирует.

– Да не вопрос, – ответил я. – Тем более что из всей нашей компании именно к вам я испытываю наибольшее доверие. Как-то так с самого начала повелось, и сейчас ничего не изменилось. Опять же с вами спокойно можно посидеть, поговорить, а то ведь эта подлунная публика ох какая разная бывает.

Некоторые вон печень могут вырвать и на твоих глазах сожрать. Бр-р-р… Как вспомню, так вздрогну.

Лучшего случая сдержать слово, данное Ровнину, представить было нельзя. Ну и насолить Дормидонту тоже хотелось, что скрывать. Ясно же, что старичок, узнав подробности моей одиссеи недельной давности, вряд ли станет испытывать по отношению к вожаку волкодлаков хоть сколько-то добрые чувства. Не позволит он никому резать курочку, пока та несет золотые яйца.

После того – сколько угодно, но сейчас – фигушки. И потом – я ему должен еще один клад, а со своим добром он не расстанется ни за какие коврижки, слишком уж жаден.

Так оно и вышло. Не могу сказать, что я хорошо изучил Шлюндта, это, на мой взгляд, вообще вряд ли кому-то под силу, но тех куцых наблюдений, что имелись у меня в активе, было достаточно для того, чтобы понять: он очень, очень сильно разозлился.

– Ну, Дормидонт, – нехорошо улыбаясь, произнес он, когда я наконец замолчал, – ну, псина облезлая, бесхвостая!

– Бесхвостая? – удивился я.

 – Почему?

– Потому что нет у него хвоста! – раздраженно ответил мне антиквар. – Отрезали его давным-давно под самый корешок, чтобы ума этой шавке в голову вложить. Вот только толку-то от сего? Зверь – он и есть зверь, нет у него ни мыслей, ни памяти. Ох, он у меня пожалеет о том, что сотворил!

– Вы поосторожнее, – посоветовал ему я. – Сотрудники Отдела ему, судя по всему, покровительствуют.

Не просто же так они со мной договариваться начали о том, чтобы я не мстил. Просто были у меня такие мысли, и я их особо не скрывал. А они и так, и эдак, мол, под Луной всякое случается, если всех убивать, то скоро Земля опустеет. Вы же знаете, я парень мягкий, отходчивый, опять же они меня вроде как спасли, потому согласился все забыть.

– Странно это, – помолчав, произнес Шлюндт. – Не припоминаю я, чтобы дьяки эдак за кого-то вступались.