Чтобы потомки знали

Скорее всего, было традиционное: разберемся! Поздней осенью 1934 года мы возвратились в Ларьяк.

25 июня 1935 года отец уволился из Ларьякского райземотдела в связи с окончанием договорного срока и мы снова приехали в Тобольск. Практически одновременно с нами приехали гости из Москвы – старший брат мамы Николай с семьей. Жить они остановились в доме бабушки Татьяны (родительский дом и матери, и Николая), где жила семья Благонравовых – старшей из сестер – Павлы. Вероятно, на совете родственников было решено ехать отцу в Москву, в Верховный суд.

Поездка в Москву произвела на меня очень сильное впечатление. Во-первых, было только что пущено одно из чудес – метро. Еще коренные москвичи не успели в полной мере оценить это чудо, так что уж говорить о нас, провинциалах. Осталось незабываемое впечатление о посещении ипподрома, но не от лошадей, а от присутствовавших на бегах красных маршалов Ворошилова и Буденного. Остались в памяти аттракционы ЦПКО им. Горького, полив улицы Беговой (где жили Анисимовы) дворниками, во время которого я вместе с двоюродными братьями (детьми Николая) в одних трусиках лезли под водяные струи.

В эти же дни я впервые отведал груши. Когда мы возвращались в Тобольск по Казанской железной дороге, на станциях торговали яблоками, но не развес, а ведрами. Для меня это было желанное лакомство – в Сибири яблоки еще не выращивали.

Заканчивая отпускную тему, необходимо сообщить читателю, что время это было лучшим в моем детстве. Мы хорошо ладили с сестричкой Валентиной – она вечно ходила с коростами на коленках, а бабуня говорила, что ее «святая земля не носит».

Бабуня нас хорошо кормила, но бобы-горох, огурцы-морковь из огорода давала дозировано, рвала их только сама и для каждого в отдельную миску. Зелень получал только тот, кто съест ненавистную тыквенную кашу (тут Валентина была вне конкуренции)! Спать укладывала на полу, постелив нам общую постель, но обязательно поверх общего одеяла между нами клала большое (около метра) и толстое березовое полено (на всякий случай)!

Между делами учила нас польским стишкам: «Вляс котэк на плотэк» и так далее.

Уже много позднее я горько сожалел о том, что не стремился освоить польский язык тогда, когда для этого были все возможности, а бабуня не проявила должной настойчивости.

После увольнения из Ларьякского райзема отец заключил подобный договор с Шурышкарским райземотделом и мы поехали жить в село Мужи. Случилось это 25 сентября 1935 года.