Эпоха молчания

Доктор вздохнул еще раз и коротко произнес.

– Сын здоровый. Нет рта.

21 марта

Я пишу эту историю, чтобы рассказать потомкам о том, как мы ко всему этому пришли. Вы должны понимать, люди сами довели себя до такого. Винить больше некого. То ли наша воля оказалась недостаточно сильной, то ли мы всегда хотели, чтобы нами управляли и указывали, что делать. Иначе я никак не могу объяснить этот мир.

Я очень надеюсь, что те люди, которые смогут это прочитать в будущем, будут наделены правом произносить слова. Удивительно, как это раньше никто не замечал, сколько слов мы расходуем зазря? Не замечали ровно до тех пор, пока некоторым из нас не запретили говорить вовсе.

Знали ли вы, что раньше в среднем обыкновенный человек говорил около 16 тысяч слов каждый день? Это больше пяти миллионов в год! Пять миллионов! Невообразимая цифра сегодня! Даже для политиков… А для молчунов это вообще что-то невозможное, как солнце: ты вроде знаешь, что оно существует там, где-то очень-очень далеко. Но тебе точно до него никогда не достать. И складывается такое чувство, что его нет вовсе. На моем датчике много лет стояла цифра ноль. И так теперь будет до конца моих дней. Хорошо, что сейчас я хотя бы могу писать. Пока могу… Но знали бы вы, чего мне это стоит…

Я пишу этот дневник не бесцельно. Мне хочется верить, что когда-нибудь другие люди из более счастливого будущего прочитают его и узнают правду о том, что происходит сейчас. Очень важно, чтобы у этого послания был адресат. Да, возможно, наивно думать, что спустя много лет что-то будет хорошо. Но без этой веры жить просто невозможно. Поэтому я верю. Иногда я думаю, что этот дневник – единственная реликвия, которая останется после конца нашей цивилизации. И только это придает мне желание писать. Иначе я просто сойду с ума.

Кабинет главного министра

Здание правительства возвышалось над главной площадью как огромный серий кирпич. Его своды поддерживали старинные колонны, а прямо по центру громоздилась лестница с массивными ступенями. У входа перед тяжеленной дубовой дверью днем и ночью стояли два армейца с автоматами, еще десять патрулировали территорию вокруг. Объект считался режимным, хотя внутри работало не больше трех десятков человек, а девяносто процентов кабинетов пустовали за ненадобностью. И причина такого пристального отцепления была одна – это было единственное место в стране без прослушки и счетчиков, без лишних ушей и тем более глаз.