Ледоход

Ишь, смотри-ка на нее! Думаетъ, когда въ шляпк?, такъ надо тамъ стать… Колотушку съ парохода будутъ бросать. Колотушка очень станетъ разбирать, кто въ шляпк?, кто въ платк?. Такъ по голов? трахнетъ – мое почтенiе…

Пароходъ выползъ, наконецъ, изъ-за камышей.

Гулко хлопая колесами и распространяя тяжелый смрадъ – см?сь запаховъ машины, соленой рыбы и дыма, – грязненькiй, убогiй, съ хрипомъ, съ храпомъ, вздрагивая и покачиваясь, подошелъ онъ къ пристани и навалился ободраннымъ бокомъ на край ея. И оттого, что пассажиры – ихъ было десятка три – столпились на одной сторон?, хранящiй Левiа?анъ накренился на эту сторону, а другую быстро поднялъ кверху.

– Назадъ! На той бокъ, на той бокъ! – отчаянно затопалъ ногами агентъ. – Назадъ, мазепы, арестанты…

Пассажиры почти вс? были палубные, – народъ б?дный, обшмыганный и покорный. Классныхъ было всего трое: какой-то военный, с?доволосая дама съ четырьмя одинаковыми собачками и судебный сл?дователь, который былъ до того пьянъ, что сходя съ парохода чуть не свалился въ воду.

– Билеты ваши, билеты подавайте, черти, мазепы босоногiе… Благодарю васъ, барыня. Дама съ четырьмя собачками величественно прошла передъ агентомъ. – Билеты наготовьте!

Однимъ изъ первыхъ сошелъ съ парохода молодой челов?къ л?тъ двадцати-двухъ, смуглый, худощавый, съ легкимъ пушкомъ на подбородк?, съ большими, ласково улыбающимися глазами. Онъ улыбался своей сестр?,– той самой молоденькой барышн?, которой только-что угрожалъ колотушкой распорядительный агентъ въ чесуч?.

– Вотъ же я, Соня! – сказалъ молодой челов?къ, и взялъ сестру за руку.

– Ахъ, Яковъ!

Они обнялись и кр?пко расц?ловались.

– Уходите-съ отсюдова, уходите! – свир?по заоралъ вдругъ агентъ. – Отъ, нашли м?сто гд? цаловаться! Что ты на нихъ скажешь, а!

Держась за руки, молодые люди отошли въ сторону.

– Здоровъ?.. Прi?халъ благополучно?

– Вполн? благополучно… Дома какъ?.

Въ глазахъ Якова, оглядывавшаго сестру, появилось то выраженiе безпокойства и тайнаго страха, которое часто бываетъ у челов?ка, когда онъ близкому, горячо любимому существу, говоритъ слова ободренiя, а самъ словамъ этимъ не в?ритъ, и весь холод?етъ и сжимается оттого, что в?рить нельзя…

– Да, мн? лучше, я поправляюсь… Ну что же, разсказывай, парижанинъ, говори: в?дь много интереснаго вид?лъ.