Санаторий

Иона так и звал его про себя и всегда удивлялся, почему этого невысокого в общем-то, флегматичного на вид, с желтушного цвета кожей сморчка зовут Дылдой, когда сам бог велел звать его Психом или на худой конец Пиявкой. Впрочем, Пиявка уже имелась – в женском корпусе. Ну так и что, вот была бы пара!

Пока после главного выступал зам с организационными вопросами, Иона отключился. Он снаружи дремал, а внутри думал о Козлобороде.

Какой чёрт дёрнул его на бессмысленный рывок? Ведь накануне Иона с ним разговаривал, и ни словом ни пол-словом не обмолвился Козлобород о своих намерениях.

Да и были ли намерения? А то, может, правда – крыша поехала? Внезапный импульс. Непонятный толчок… Козлобород, конечно, был мужик серьёзный, задумчивый, тихий, поэт, на импульсы как-то не очень падкий, но ведь известно же: как раз в тихом-то омуте черти и водятся.

И всё же – нет, нет, не верится.

А может, прав Дылда: обдолбался Козлобород втихую хмарью? Захотелось забыться, улететь хоть на час от этой золотушной осени на пустынном астероиде санаторского бытия – голом и лысом астероиде, несущемся сквозь бесконечную тьму и дождь по направлению к «все там будем».

Обдолбался, говоришь? А если и так, но с одним нюансом – против воли обдолбался? Могло такое быть?

Могло теоретически. А практически – кому и зачем это было бы надо?

Накатила привычная изжога – бессмысленная и беспощадная, как реклама средства против изжоги. Забурлила, задымилась, поднимаясь к самому горлу; волнами пошла бессильная отрыжка. Печально-задумчивое лицо Козлоборода заколыхалось, подёрнулось рябью, как чёрный кисель заброшенного пруда под нахлынувшим дождём, растворилось в дымном мареве изжоги.

Под заунывное бормотание зама Иона думал теперь о другом. Он думал: из ночи в ночь снится мне этот сон. Трамвай, едущий без остановок по странному городу, по безжизненной промзоне, до конечной. Профессор, Клещ, Юдифь, ещё какие-то люди. Слепые голуби. Издыхающая собака. Печь.

И почему не оставляет ощущение, что это было со мной на самом деле? Было? Когда? Где? В каком из миров? Какую часть своей неприметной жизни я то ли заспал, то ли забыл, то ли и не помнил никогда?

И снова выплыли откуда-то из галактической тьмы подсознания навязчивые строки чужих недопонятых стихов:

…

Рождённый ползать, ползу на брюхе

туда, где души, как стены глухи,

где пыль и ветер по переулкам,

и тусклый сумрак в пространстве гулком.

Там всё напрасно и всё – навеки,

и нет людей там – лишь человеки.