Узник №8

 – Триста восемьдесят шесть раз я говорил тебе, что обращаться ко мне следует «господин надзиратель», и триста девяносто восемь раз ты называешь меня тюремщиком, будь ты проклят!

– Нет, триста восемьде… – хотел было поправить узник, но надзиратель не дослушал его.

– Ах ты скотина!

Дубинка взметнулась вверх, готовясь обрушиться на голову, или на ключицу (которую сломала бы одним ударом), заставляя узника накрыть голову теперь уже обеими руками и в испуге присесть.

– О, мой бог, простите меня, простите! – невольно крикнул заключённый.

Надзиратель остановился.

– Как ты меня назвал? – спросил он, всматриваясь в испуганное лицо узника. – Твой – кто?

– Простите, простите меня, господин тюре… – простонал узник, – господин надзиратель.

– Тюре? – вспыхнул тюремщик. – Тюре?!

Первый удар пришёлся по запястью руки, обхватившей голову.

– Ах ты дрянь! – прохрипел надзиратель, нанося следующий удар. – На вот тебе!.. – Удар. – Запомнишь ты когда нибудь? – Удар. – Надзиратель, – Удар.

 – Надзиратель! – Удар. – Надзиратель, скотина!

И снова удар, которого узник уже не выдержал – повалился на серый цементный пол.

– Отец, можно мне? – спросил мальчишка, увлечённо следя за расправой. – Можно мне, отец? Ведь вы говорили, что пора бы уже мне потихоньку осваивать будущую профессию.

Надзиратель не обратил на сына никакого внимания, он был слишком увлечён экзекуцией и, наклонясь над упавшим узником, продолжал наносить удар за ударом. Впрочем, лицо его не выдавало ни злобы, ни раздражения – оно было скорей добродушно, несмотря ни на гневные слова, ни на удары, ни на сбившееся дыхание.

И только жёсткий выдох «Ххха!» сопровождал каждый наносимый удар, заглушая звук соприкосновения твёрдой древесины с мягкой и хрупкой плотью человеческой.

Тот, кого тюремщики никогда не били дубовой палкой по голове, по пяткам, или, на худой конец, по рукам, вряд ли поймёт, насколько это малое удовольствие для избиваемого, насколько это неприятная обязанность для любого надзирателя и насколько это интересное и зрелищное мероприятие для сына любого из надзирателей.

Между тем, надзиратель не остановился даже тогда, когда узник перестал кричать и только изредка издавал протяжные и всё более тихие стоны. Бить лежащего дубинкой было неудобно, и тогда в ход пошли ноги. Ноги в тяжёлых кирзовых ботинках с набойками тоже способны наносить весьма болезненные удары по рёбрам, по почкам да и, в общем-то, по голове.