Корона Толимана

– А по мне, так чудесная малышка у тебя растет, – произнес тепло Михаил, улыбнувшись Огареву, сидящему в кресле напротив и курящему трубку. – Люблю подвижных и веселых детей, таких как твоя Наташа.

– За чем же дело стало? – поднял брови Огарев. – Женись. Заведешь себе парочку или тройку таких же малышек или мальчуганов.

– Нет уж, уволь меня от этих семейных радостей! – мгновенно ответил тот.

Михаил подумал о том, что если бы решил в этом воплощении соединиться союзом с другой душой и зародить жизнь, то явно не стал бы этого делать на этой трехмерной планете, где процветает насилие и зло.

Может быть, вскоре, когда удастся вернуться на Альдерон, он сможет устроить свое счастье с таким же существом высоких вибраций, как и он сам. И для этого у него было еще достаточно времени, лет так пятьсот или шестьсот. Ведь альдероцы жили не менее семисот лет при воплощении и старели очень медленно по меркам Гайи, а все дело было именно в высоких вибрациях их душ, достигших духовного развития пятого измерения.

Потому Чернышев ответил так, чтобы не вызвать подозрений у Алексея Ивановича:

– Они мне непонятны… Моя жизнь меня вполне устраивает.

– Но жена – это ведь очень удобно, – поднял брови Огарев. – И за слугами присмотрит, и вечером есть с кем переброситься словом, и для мужских потребностей, опять же. Да и в роду ты последний наследник, Михаил Владимирович, даже оставить наследство некому.

Граф Михаил недовольно повел бровью, словно разговор на эту тему был ему неприятен, и, пожав плечами, ответил:

– Благодарствую.

Мне всего двадцать три, и я пока не намерен никому клясться в вечной любви, как ты, Алексей, – ответил Михаил.

Он знал, что выглядит немного старше своих лет. Но это было нормально. Ведь он планировал прожить в этом времени еще лет тридцать, а за такой отрезок его организм физически состарится не более чем на пару лет, и скоро он будет выглядеть вполне адекватно своему возрасту. Ведь физические процессы старения в теле Чернышева происходили очень медленно.

И, пребывая на Гайе, за десять лет в девятнадцатом веке и пять в восемнадцатом, внешне он состарился едва заметно.

– Ты прав, я обожал Верочку, – как-то печально заметил Алексей и опустил глаза, чтобы граф не увидел в них боль. – Но ты знаешь, она всегда была так холодна со мной.

– Вот видишь, любовь в этом мире приносит лишь страдания, – тут же вынес вердикт Михаил, понимая, что любовь на Гайе извращена похотью, страстями и ревностью.