Кровавая весна

И я сильно сомневаюсь, что здоровяк мог подарить гоблину с любовью сшитый из волчьей шкуры подарок. Так что вывод однозначен – гоблин ее спер. Наверняка с кухни, где вся меховая одежда после вылазок просушивалась на специальных жердях, пущенных вдоль стен. Довольно смелый и самоубийственный поступок совершил сегодня вороватый гоблин. Рикар может и прибить. Рука у него тяжелая. Вот уж точно – на воре и шапка горит. Скоро Горкхи получит нахлобучку.

Но интересней всего была не ворованная шапка, а само поведение гоблина.

Бодро прыгая на деревянной ноге, Горкхи заложил ручки за спину, выпятил грудь, надул щеки, выпятил губы – и этаким важным воробьем вышагивал перед двумя гоблиншами, преданно поедающими его взглядами и внимающими величавым речам мужчины.

– Патриархат в действии. – пробормотал я, выуживая из памяти еще одно непонятное словечко. – Ну, Горкхи…

Языка я не понял, но по поведению гоблина и так все было предельно ясно. Указующие жесты на коровник, конюшню, курятник, на церковь, поленницы дров, замороженные в снегу оленьи туши, на серые окружающие скалы, на стену – гоблин снисходительно рассказывал новеньким, где и что находится, и как все устроено в этом великом поселении, где он, добрый и могущественный Горкхи, изволит проживать.

Причем жесты были разными и преисполненными смысла. Если на курятник гоблин указал коротко и просто, то при указании на разминающихся сгархов и темнеющие за их телами входы в пещеру, где еще спали самки, рука гоблина заметно дрожала, а на лице отобразился нешуточный страх. У гоблинов великолепная память, и свой полет Горкхи не забудет никогда, даже если искренне и хотел бы этого.

Палец гоблина ткнул в ведущую на стену лестницу. Одноногий Горкхи что-то пояснил внимающим женщинам, повел рукой выше и уткнулся прямо в мое лицо. Палец резко затрясся, как и все тело гоблина, глаза расширились. Горкхи лязгнул зубами и громко выпалил, задрав обе руки вверх:

– А это великий господина!

– Великий господина! – послушным хором отозвались гоблинши, задирая руки над головой.

Причем прокричали сознательно – потому что уже видели меня там, в зловонных шурдских норах, когда я едва не лишил их жизни.

– Великий злобный господина! – продолжал самозабвенно орать Горкхи.

– Великий злобный господина! – поддержали его гоблинши, продолжая держать руки над головой.

– Великий, великий, страшный злобный господ…

– Молчать! – взревел я, находясь отнюдь не в восторге от чествующих меня гоблинов.