Непотопляемая

При свидетельстве тридцатиградусного солнца, и не думавшего в эту страшную минуту покидать пределы Непотопляемой, Ангелы, словно обезумевшие ликторы, беспорядочно выцепляли из толпы несчастных номеров и сваливали их прямо на землю. Хватали всех – юношей и девушек, крепких и прокажённых… Особенно старался Херувим: жестокость его не поддавалась никаким описаниям.

Вскоре по всей улице поднялась пыль. Жертв безудержной децимации запинывали коваными сапогами и отхаживали палками, снабжёнными на концах электрошокерами.

Закатились больные стоны, вздохи, оры, к которым с чудовищной реальностью прибавлялись очень резвые, а где-то и совсем крикливо-детские фальцеты. Потрясающую до самой печёнки глоссолалию, расходившуюся по забранным дымом межеулкам, прорезал всё тот же господин Посланник с навесного телеэкрана:

– Плохая работа подлежит справедливому наказанию! Граждане, не воздающие нашему небожительному государству должного Труда, должны быть наказаны! Ангелы действуют в рамках справедливого закона, при верховенстве Устава благородной Непотопляемой…

– Третья статья?! – рычал дебелый Херувим в измазанное грязью лицо чернокожего сварщика с трясущимися руками, оставлявшими на песке мелкие дробные ложбинки.

Его били прикладами ружей, кололи «живительным дефибриллятором».

Ранди рассеянно-глуповато улыбался, пока Отто тупил глаза к изнывавшей слезами и кровью земле. В какой-то момент Даллан прикрыл Латону грудью, но ей сделалось ещё страшнее.

– А-а! А-а-о!

– Первая статья устава?! – вопрошал пухлый Ангел с идеально выбритой головой, которая буквально истаивала по?том.

– Отстаём по норме выработки…

– А-а-а! А-а-а-ах!

– Труд есть второе великое благо, которым мы, бренные, железно обязаны проводить в жизнь первое, которое суть Счастье. Если ваши лица серы, вытянуты и покрыты морщинами, если рёбра ваши… А-а-а-а!!!

– Справедливое, справедливое наказание!.

.

Невдалеке от приятелей одна девушка упала в обморок. Растолкав сбившихся поблизости овец, к ней тут же подбежали два Ангела и, подхватив несчастную за блёклую робу, потащили к проезжей части. На миг тощие свиные глазки одного из них скользнули прямо в душу смелому Даллану, но, завидев на груди двойную красную кайму его номера, тут же отступили. Улица продолжала полниться отчаянными воплями.