Песочный трон

И едва секира палача поднимается снова, моё лицо прижимают к чьей-то груди. Я забилась, словно птица в силках. Только не это. Я должна была видеть. Запомнить. Всё запомнить. И вместе с тем взревела толпа, смакуя очередную жертву.

– Тише. Тише… – шепчет голос. – Уже всё.

«Уже всё!» – эхом отбивается в голове и прокатывается новым громовым раскатом.

«Уже всё!» – разлетается на осколки и несётся сухим песком, подхваченное порывом горячего ветра.

«Уже всё!» – обрывается что-то внутри.

А я проваливаюсь в Бездну, что разверзлась под моими ногами.

Бездну горя, отчаянья и непроглядной тьмы.

«Уже всё…»

Глава первая

Весна в этом году пришла поздно в Арнгвирию.

Уже миновали праздники весеннего солнцеворота, а землю поутру ещё схватывали заморозки. И всё же дни были достаточно тёплыми, чтобы пробудить заспанную природу. Едва пробивалась листва на деревьях, лопались почки, с треском разворачивая пышные цветы родгелии на ветвях. Ранние птицы наперебой выводили трели, и гудели пчёлы в соцветиях медового тауни.

Скреблись ровным строем по каменным плитам жуки-рогоносцы. Искрились в солнечных лучах брызги, рассеянные в воздухе фонтаном. Жизнь шла своим чередом.

Некогда сиятельная герцогиня де Байе любила весну. Любила парк, разбитый подле замка Байе. Любила мощённые камнем дорожки и журчащие фонтаны. Любила песни, что выводили птицы, завезённые из Таливии ещё до переворота. Любила проводить здесь дни с сыном и вечера с мужем.

Раньше она многое любила.

Она была весела и радовалась жизни и каждому дню, дарованному Великими.

Сейчас же…

Казалось, разрежь ей грудь и вырви сердце, оно окажется сухим и сморщенным, как прошлогодний плод тауни, забытый на ветке. Да и сама сиятельная герцогиня Эрвианна де Байе напоминала скорее тень самой себя.

Волосы, что по цвету своему ранее были подобны мёду, утратили блеск, а от левого виска тянулась тонкая седая прядь. В янтарных глазах потух огонь, что прежде согревал каждого, на кого она обращала свой взор.

Герцогиня давно не посещала живительных источников, потому кожа её перестала отливать жемчужным перламутром. Она истончилась и стала молочно-белой с синими прожилками вен. Некогда алые, пухлые, губы выцвели, и их едва удавалось разглядеть на исхудавшем лице с запавшими щеками. И уж точно никто не мог вспомнить, когда касалась их улыбка.

Да и коснётся ли когда-то ещё? Не осталось у сиятельной герцогини Эрвианны де Байе причин для радости.