Хозяйка Седых холмов

– Ледорез извлёк из дорожной сумки точильный камень и принялся за дело. Работы предстояло много: клинок, кинжал и небольшие, с ладонь, метательные ножи. Он не вострил арсенал с тех пор, как пустился в дорогу. Непорядок.

Призрак фыркнул.

– Плевать ему, как же! – он подошёл и уселся рядом. В полумраке сверкнула серебряная лунница, украшенная тонкой филигранью: Полумесяц никогда не расставался с заветным амулетом. – Можешь обманывать кого угодно, хоть самого Великого Мастера, но я... Я тебя насквозь вижу. За головой Хозяйки охотились многие, да только никто не вернулся.

В тайне ты надеешься на такой же расклад. Ты идёшь за смертью, Яр. Любой, кто тебя знает, это поймёт.

Глава 2

Жизнь наймита – собственность Гильдии. Это вдалбливалось, вбивалось, ввинчивалось в башку с самых первых дней. Накрепко. Жёстко. Без вариантов. Ты не можешь распоряжаться тем, что тебе не принадлежит. Не имеешь права лишать себя жизни. Она не твоя, ибо ты – вечный должник.

Не ты платил за кормёжку и одежду, пока учился, не ты заказывал клинки и доспехи у маститых кузнецов, не ты нанимал лучших наставников.

..и не тебе решать свою судьбу.

В Гильдии всё предельно просто: заказчик платит, Мастер отдаёт приказ, наймит выполняет.

Всё.

Наёмники не знают сомнений, мук совести, тревог и страхов. Не ведают любви, не подвержены страстям и привязанностям. Не боятся боли и отступают только, чтобы заново напасть.

Наймит не может лишить себя жизни. Не имеет права, даже если она ему опостылела: убить себя, всё равно, что украсть у Гильдии, а воровство – грех и позор.

Но достойная смерть в бою – совершенно иное. Это дело чести. Закономерный исход, к которому готовят сызмальства, так что...

"Лучше тебе оказаться такой, как о тебе говорят, господарка", – подумал Ледорез и зевнул, плотнее кутаясь в плащ.

Ложиться в постель он не стал. Накрыл одеялом груду подушек, а сам, в обнимку с ножнами, полусидя устроился на полу рядом с дверью. Такой подход не единожды выручал: сдохнуть по глупости, позволив зарезать себя во сне, мог только круглый идиот.

Марий не исчез, но присмирел. Он слился с тенью в самом тёмном углу, куда не дотягивался неверный подрагивающий свет оплывшего огарка. Ледорез не возражал. Уж лучше присмиревший Марий, чем тот, другой, невидимый, который живёт во мраке и говорит разными голосами...

За плотно закрытыми ставнями яростно ревел ветер. Ночь обещала быть долгой, тёмной и промозглой. Снизу доносились пьяные разговоры, но слов было не разобрать.