Искра и Тьма

– Глупо жалеть человека, предавшего тебя, – заметил Унэг.

– По-вашему, это так, – сказала Млада. – По-вашему, и женщина ничего не стоит. Женщину можно насиловать, убивать, особенно если она с севера, из нашего народа. Меня втаптывали в грязь все кому не лень. Все это время на меня плевали все, от нукера до раба. И я скажу тебе! – Она выпрямилась, и глаза ее гневно сверкнули. – Твой Хайса ни разу не был мужчиной! В прямом смысле этого слова!

Воин удивленно вскинул бровь, но промолчал.

– На моей родине женщин уважают, – продолжала она. – Мы даем новую жизнь. Но вы не такие. Женщина для вас утроба. Бесправная тварь. Твой Хайса никогда не был мужчиной, он только пил вино и аракiii и смотрел, как этот проклятый Буреб меня насиловал. Каждую ночь. Каждую ночь! Не веришь? Тебе показать синяки у меня между ног?

Воин был невозмутим.

– Не хочешь слушать? Но ваше племя такое. Вы такие – закрыть глаза, и всё. Я сама сколько раз видела, как какого-нибудь славного в прошлом воина убивали, как только он оказывался обузой. Помнишь Беара? Этой весной, в дни половодья, он сломал ногу на охоте, и той же ночью его отвезли в поле и бросили там, как собаку. Разве так поступили бы мы, венеги, с таким багатуром, каким был Беар? Сколько лет он прослужил Хайсе? Сколько врагов он убил?

Слова венежанки больно ранили Унэга, но он не выдал себя.

– Я знаю, тебе не нравятся мои слова, – безжалостно продолжала Млада. – Но перед смертью я все скажу. Скажу Хайсе в лицо. И тебе скажу! Тебя ждет такой же конец. Помни об этом, багатур. И я рада, что зарезала Буреба. Рада, что он наконец подох.

– Лучше бы ты утопилась...

– Я знаю, что со мной будет, багатур. Я готова.

– Зачем тогда бежала?

– Надеялась.

Девушка смолкла и взглянула на кочевника. Их взгляды на миг встретились… и торопливо разошлись.

Воин лег на спину и долго смотрел на ночное небо. Он знал, она тоже не спит.

Рассвет едва-едва успел рассеять сумрак первыми робкими лучами, когда Унэг отправился в путь.

День выдался жаркий. В хрустально-чистом небе ярко светило летнее солнце. Парил пух ковыля.

Они шли целый день, с редкими перерывами. В них Унэг неизменно делил с Младой лепешку и воду. Солнце нещадно жгло девушке голову. По-прежнему связанная, пленница обреченно брела вслед за Эдааром, на котором воин восседал прямо, как скала.

К вечеру измученная девушка еле передвигала ноги. Голова у нее кружилась, глаза слезились, потрескавшиеся губы кровоточили, стиснутые грубой веревкой запястья саднили.