Искра и Тьма

До твоей смерти еще полтора-два дня. Проживи их достойно. Ешь. Умереть от голода я тебе не позволю. Если надо, затолкаю еду тебе в глотку.

Девушка внимательно посмотрела на него. Она хотела что-то сказать, но передумала. Резко выхватила лепешку и начала яростно жевать. Унэг усмехнулся.

Костер потрескивал. Унэг лениво отмахивался от мошкары и задумчиво изучал девушку, торопливо поедавшую лепешку и бросавшую в ответ косые взгляды.

– На что ты надеялась? – вдруг поинтересовался он. – До ближайшей слободы дней десять пути по голой степи. Это в лучшем случае… Вряд ли бы ты выжила. И… насколько я знаю, твой отец… Он ведь отдал тебя Хайсе? Как бы он принял тебя обратно?

– Почему это тебя интересует? Тебе не все ли равно? Твой хозяин прикажет убить меня, дрогнет ли тогда рука твоя?

– Ты права. – Он отвернулся. – Мне все равно. Лягу спать.

– Вот и заткнись! – Млада вскочила на ноги. – Я не боюсь тебя, багатур! Почему ты отворачиваешься? Злишься? Хочешь узнать, на что я надеялась? Так? И я скажу – я надеялась на смерть! Да! Лучше смерть в степи, лучше пусть загрызут меня волки, это много лучше, чем жить среди вашего поганого племени! Да издохнете вы все!

Унэг исподлобья взглянул на девушку и дернул веревку, отчего пленница упала на колени.

– Не шуми, – сказал он. – Я не причинял тебе зла.

– Ты… ты? – Голос ее надломился.

– Успокойся.

Млада так же внезапно смолкла. Сгорбилась. В какой-то миг кочевнику стало жаль беглянку. Всего на миг.

Ветер стих, и равнина ожила. Пение сверчков, крики ночных птиц, шорох травы, далекий-далекий волчий вой – все звуки слились в один неповторимый, вибрирующий шум ночной степи.

Они долго молчали. Унэг подбрасывал хворост в огонь, Млада лежала на боку, положив голову на седло.

– Прости меня, – неожиданно произнесла она. – Я... я не хотела.

Девушка села и сказала:

– Наверное, ты хороший человек. – Она вздохнула, как бы собираясь с силами. – Выслушай меня, багатур. Я не могу держать в себе все это.

– Говори, – сухо бросил воин.

– Спасибо. – По щекам девушки потекли слезы. – Сейчас… я не буду плакать. – Но непослушные слезы все равно лились. – Всё. Я буду говорить. Да, мой отец отдал меня в рабство Хайсе в обмен на обещание мира. Прошел год с тех пор, и я… не знаю, как к этому относиться. Я как-то услышала, что отец сильно болен. Он умирает. И мне его жалко. Да, жалко, – повторила он с тенью недоверия. – А ведь... сколько проклятий вырвалось из моих уст. Я так ненавидела его, а теперь вот… жалею.