Семь отравленных яблок

Но пока ты не начнёшь ценить себя больше, — он оборачивается ко мне и, словно луч сквозь тучи, грусть мелькает в его тёмных глазах, — я не смогу пить твою кровь, Бланш. Просто позволь нашей любви к тебе стать твоей собственной.

И он уходит, оставив меня, размазанную его словами...

Мальчики постарались на ура. Ужин вышел практически праздничным. Я пробую и то, и другое, и третье, а мне всё подкладывают и подкладывают. Восседая в центре стола, окруженная всеобщим вниманием, я чувствую себя королевой-самозванкой.

Тони, счастливый, разодетый, в атласных шортиках, садится слева от меня, сжимая в руках тарелку со сладостями.

— Бланш, ты обязана это попробовать! Вкуснотища невероятная! — он сияет начищенной монеткой, своей пышной розовой шевелюрой сам напоминая воздушное пирожное.

— Тони, милый, в меня больше не вле... — начинаю я, но он ловко засовывает эклер мне в рот. О, боги, что за блаженство! Мягкое тесто и обволакивающий прохладный крем заставляют меня позабыть, что я только что хотела сказать.

Улыбкой Тони можно осветить не только столовую, но и весь дом:

— Ну, я же говорил? Эклеры у Клауса самые вкусные на свете!

Непрожёванное пирожное тут же встаёт комом в горле. У Клауса? Это в той модной лавочке? Да у них же цены задраны в три раза! Кто позволил Тони закупать продукты?

— Привет-привет, милая Бланш, хорошо, что позвала меня, — стул справа от меня с грохотом отодвигается и Эвери плюхается на него, складывая друг на друга тощие ноги в высоких сапогах. Громко звенят многочисленные цепочки, подвески и брелки на его одеждах. Губы Эвери кривятся в улыбке, обнажая острые зубки, жёлтые глаза горят в предвкушении.

— Эй, сейчас Бланш только моя! — кричит Тони, сжимая в кулачке вилку.

— Я думаю, ты перестарался, малыш, — щёлкает языком Эвери, рассматривая расставленные передо мной тарелки.

С трудом проглатываю остатки эклера и говорю, обращаясь к обоим:

— Успокойтесь, меня на всех хватит! Но Нэйд сегодня увлёкся и вы должны пообещать...