Даниэль

Так должен отвечать измученный

пациент врачу, который меланхолически спрашивает, как насчет того, чтобы

принять замечательное безотказное лекарство.

- Хорошо. Вы примете снотворное. А насчет оплаты моих услуг поговорим

утром.

- Я платежеспособна.

- Да. Доллары спрятаны в кукле-грелке, которая стоит на кухне там, где

чайная посуда. Кукла в кокошнике и сарафане, а доллары между сарафаном и

стеганой подкладкой.

- Совершенно верно, - согласилась я. Очевидно, мое подсознание сейчас

выудило из закромов картинку с куклой, потому что никаким пресловутым

внутренним взором я ее не приметила.

- Доллары мне ни к чему.

Он усмехнулся.

Ему таки нужен был реванш за ту ночь! Вот почему он был так спокоен -

знал, что теперь я никуда не денусь.

А мне нужно было избавиться от кошмара.

Тогда я не могла быть с ним потому, что любила другого человека. Он

преподнес мне такие подробности этой любви, что его расстрелять было

мало. Теперь же между мной и любимым встало нечто сильнее меня. Меня

отпихивали от Избранника, как в свалке у магазинных дверей.

положили глаз - и прикормили его, как уличного кота! Тут тоже дело было

нечисто - но ему она, я полагаю, все же не вредила - он был ей нужен

здоровый и дееспособный.

Когда человека загнали в угол, он не должен пытаться спасти решительно

всю свою собственность... Чем-то приходится жертвовать. Не психикой же!

Ладно, если Даниэль считает мою близость валютой, тем лучше для меня. Я

убью двух зайцев - сохраню доллары и избавлюсь от своей верности!

Тут Даниэль рассмеялся.

- Не сейчас! Потом. Я сам скажу, когда.

- Когда угодно. Я своему слову хозяйка.

- Поэтому я и помогу вам.

Мы оделись, съездили ко мне за всем необходимым и вернулись к нему. Он

уложил меня на своем диване, а сам остался бодрствовать за книгой.

Что было, пока я спала, не знаю.

- Тебе нечего тут делать, - говорила прекрасная мерзавка в серо-лиловых

одеяниях и со свежей парикмахерской укладкой, и говорила с улыбкой

кинозвезды, играющей нежную мать над колыбелью.

Зачем ты приехала? Он - мой, он всегда любил меня. Убирайся, убирайся!

Убирайся!..

Я не могла пошевельнуться, и хуже того - что-то вцепилось в меня и

потащило вниз, сквозь пол, в преисподнюю.

Я завопила - а голос во мне умер! Остался один разверстый рот - и ее

лицо.

Потом я оказалась на морском берегу, лежала на дюне и просто дышала.

- Кофе? - спросил Даниэль.

Похоже, он не ложился.