Фея (не) против любви

– А вдруг здесь водятся болотные кикиморы и шишиги? – со страху я вспомнила столько кровожадных легенд про хмырей, что чуть не споткнулась об порожек.

– Ну почему же вдруг? Водятся, конечно, – говорил он, а сам стягивал с рук перчатки, обнажая свою кожу серого землистого оттенка.

– Я не умею летать, – резко выпалила я, когда он вскинул руку вверх и ухватился за дверной косяк над моей головой.

Ну все, точно едят фей. Иначе как объяснить, что он склонился надо мной и шумно втянул воздух прямо у моего уха?

– Еще и убогая, – прошипел он мне на ухо и таки вытолкал за дверь.

Козел, то есть хмырь, захлопнул дверь перед моим носом, а я так и стояла истуканом, открывая и закрывая рот, как рыбка, выброшенная на берег. От сырости, царившей вокруг, я тут же покрылась мурашками, первые капли дождя, сорвавшиеся с неба, угодили прямиком мне за шиворот, вдалеке раздалось уханье совы и вой какой-то нечисти, о которой я и думать боялась. Нет-нет, так дело не пойдет, я хочу в тепло.

Я подошла к двери и приникла к ней всем телом, вслушиваясь в нешуточные страсти, что разгорались по другую сторону.

– Ты не можешь выгнать девушку на ночь глядя!

– Я только что это сделал.

– Но она упала из-за твоего купола!

– Она упала из-за того, что летать не умеет.

Ах, ты морда хмыриная, так это еще и по твоей вине меня Гриня уронил...

– Она едва выжила, чуть не утонула, напугана, совсем одна…

Я даже всплакнула от слов Яна, ну прямо саму себя жалко стало.

Пора не только крылышками обзаводиться, но еще и нимб над головой повесить.

Вдруг мой острый слух резанул звук от удара и утробное рычание. Хоть бы мальчишку там не сожрал, а если уж сожрет, то хоть бы насытился. Именно с такими мыслями я отскочила от входной двери и вовремя, потому что она тут же открылась, обдав меня светом и теплом.

– Заходи, – зыркнул хозяин на меня своими глазищами. – И не забывай, что ты тут гостья.

Я послушно впорхнула в гостеприимно приоткрытую дверь.

Гостья – это хорошо, гостья – это вам не ужин. Ян, к моему счастью и облегчению, обнаружился здесь же, целый и невредимый. А я впервые задумалась над очень странным фактом: как же так вышло, что человек и хмырь называют себя братьями. Мама у них такая неразборчивая? Или папа коллекционер? Но спрашивать вслух, естественно, не решилась. Пусть сначала накормят.

– Я после этой замарашки мыться не буду, – вернул меня в реальность голос Ратмира.