Великая месть Пигалицы

Свояк мой в столярном квартале табуретный мастер.

- Как вам не стыдно! Не слушайте их, госпожа!.. Подлецы забыли про меня. Тем более, Ситринг, ты мне месяц как должен целый сребень[4].

- Ивусь, не шипи, если про…

- Отвратительно! И не просто затягивается на неделю…

- … и клумбу засадить на это место!..

- … а я говорила-говорила!

Да-а, про митинг был мой поспешный вывод… Но, в реальности эти четверо только с виду смахивают на неудачно одомашненный бродячий цирк. Вот сами убедитесь:

- А-ай! – и выждать максимум пару секунд… Одна секунда… Две.

- Детонька, держись, тетка Мезита уже идет!

- Ситринг, к дереву лестницу из сада!

- Несу!

- Не надо!

- Эрментруда, как же не надо-то?

- Сама слевитирую вниз потихоньку. А вы по сторонам все брысь!.. О-ох. Да-а! Вдохну-у-ула.

И как же жизнь внизу прекрасна. И только б не испортил ее своим никчемным визитом Прокурат. Никчемным совершенно! Решу эту проблему без нег…

- Госпожу Эрсель в известность ставим?

- Галина, нет! Только без тетушки.

- Ну, нет, так нет. А за семейным лекарем, Ивуся, беги немедля.

- Чего за ним бегать-то? Вон он, господин Сажи уж сам сюда несется, лишь огромадный саквояж бьет по ногам и седина полощется по ветру. Взрыв наверняка слыхали по всей нашей сонной улице. Верно сейчас нагрянут нас обсуждать.

- О, точно! Ситринг?!

- … карниз в двух местах вылетевшей рамой задело. В трех… Эрми, что?!

- Подсчитаешь убытки изнутри. Снаружи я на фасад навешу морок. Домой все мигом!

Летим и ковыляем. «Лишь огромадный саквояж бьет по ногам и седина полощется по ветру». Определенно, Ивусе надо попробовать себя еще и в литературной прозе.

А улица наша, Улица Синей рощи, и вправду тиха (была). Особое же ее «сонное» умиротворенье присуще всем жилым кварталам Куполграда с начала мая по сентябрь - в сезон массовых выездов горожан к далекому Морю радуг или близким окрестным водоемам в уединенье дач. Лет семьдесят тому назад в этой долине и вправду шелестела под ветром пригородная роща. У прозвания ее «Синей» есть пара версий. Первая (официальная): в посадке каштанов с кленами участвовала сама королевская чета, чей символичный цвет зовется как раз банально «королевским синим». Вторая версия (веселая): в тени развалистых деревьев тогдашнее столичное общество любило знатно погулять. И здесь всплывает совсем иная символичность синего цвета. В пользу второй версии, кстати, сильно намекает пострадавший от меня каштан, доставшийся нашему земельному наделу «остаточным от городских властей отягощеньем[5]».