Стережеи. Тропами Кривды и Правды

Услышав это по смущению и испугу в словах, она беззвучно рассмеялась. Всю седмицу, проведённую на постоялом дворе, Вересея то и дело глумилась над ним, довольно слушая, как несчастный заикается и машет руками.

— И то верно, пеший конному не попутчик. Всё готово?

— Уж давно. Куда так торопишься?

— А по что время терять? — вертя головой и хмурясь, Вересея старалась прислушаться, а затем осторожно зашагала вперёд. — Дело сделано, пора и честь знать.

— Не боишься? — юноша поспешил к коню, готовясь помочь стережее поставить ногу в стремя. — Ведаешь же, что посадник…

— Чхать я на него хотела, — она спокойно прервала его, не желая слушать очередные опасения за её жизнь, и погладила вороного по упитанному крупу. — Говорить — не мешки ворочать. Наобещать всякого любой дурак может, да сделает не каждый. А я не могу ждать. Поля зовут.

Юноша шумно вздохнул, понимая, что её не переубедить, и замолк. Вересея лихо вскочила в седло, приосанилась, вновь привыкая сидеть верхом. Опашка, соскучившийся по долгим странствиям, резво мотнул головой и потоптался. И ей тоже не терпелось поскорей уехать, оставляя всё мирское за стенами города и бездумно пускаясь трусцой по пыльной дороге.

— Прощай, — легко и играючи бросила она, спешно ведя коня к воротам, чтоб юноша за ней не пошёл. — Не скучай только. И как девка в брод топиться не бросайся.

— Госпожа стережея, да как ты! Да разве я!..

Рассмеявшись с новой силой, она уже не слушала, что там лепечет мальчишка, с лёгким сердцем и головой заворачивая на улочку.

Осень выдалась до того тёплой и жаркой, что на исходе грудня далеко не все оделись в овчинки и шубы. Вересея дурела от духоты и, вопреки всему, уходила спать в сени, а то и в баню, если ту не топили. А один раз даже унесла тюфяк к броду. Прохлада и свежесть длились недолго — пока не налетели мошкара и комары, а позже и вовсе накрыл дождь. Промокшая, искусанная от пяток до макушки и испачканная в грязи, она укладывала сырой тюфяк в сенях, злобно молясь, чтоб зима вышла трескучей, морозной, с вьюгами и метелями. Однако до зимы оставалась седмица, но не то что снегом, а даже инеем не пахло.

Приближающийся гул людских голосов на базаре стих, стоило стережее проехать мимо. Только клёкот куриц, шумные чихания вьючных лошадей и эхо чьей-то брани слышались с другой улицы. Вересея представляла, как с изумлением и страхом смотрел на неё во все глаза, шептался за спиной, украдкой оглядывался народ, толком не видавший стережею несколько лет, и гордо ухмылялась.