ЛИЛИТ

Рассеяно перебирала длинными бледными пальчиками темные волоски на груди размякшего друга и вдруг внезапно ухватилась за один около с юности знакомой ей родинки и резко дернула.

- Больно? Миленький! Больно ему! – змеей зашипела Ленка и мстительно, до красноты, защемила кожу вздрогнувшего Егора: - А мне не больно было все эти годы думать о тебе? Гад! Ты даже головы не поднял, а я, дура, чуть не обмочилась, когда увидела тебя сегодня. Дур-р-ра…

И вдруг сникла, обмякла как пластиковый стаканчик, в который только что ливанули кипятку и сразу выплеснули.

Виновато захлопала раскисшими глазищами и жалобно всхлипнула.

- Егорка! Как так получилось? Почему с нами?

- Вообще то, это была твоя идея: разбежаться…

- Мстишь? Давай, давай! Добивай женскую честь. А ты чистенький, да? Почему не поступил, как настоящий мужик?

- Как?

- Сломал бы меня тогда. Через колено, через хребет! Побил бы, что ли! Украл бы! Посадил в погреб, на цепь! Почему не удавил мою проклятую гордость?

- А что бы это изменило?

- Многое! Может, я этого ждала.

А ты… А ты ушел. Как ты мог, сволочь? Ты же любил меня! Знаешь, как я плакала?

- Знаю!

- Отку-у-д-а-а? – не спросила, а простонала Лена, вытирая ладошкой воспаленно заблестевшие мокрые глаза, вспомнив, как отчаянно ревела целую вечность, осознав, что Егор, которого она, наверное, толком и не любила, но не решалась отпустить, потому, что он был всегда где-то рядом, больше не вернется. Ревела от страха, отчаяния и понимания: в ее жизнь никогда не придет то, что ушло вместе с ним.

- Чувствовал!

- Ты не сердишься? Ты не забывал меня? – робко спросила внезапно похорошевшая Ленка, поднимая на Егора ничуть не изменившиеся за годы глаза, которые мгновенно заполнились вместо слез лучистым счастьем.

- Не сержусь! И всегда помнил. Даже сейчас не верю, что ты рядом.

Лена всхлипнула, изо всей силы прижалась к телу Егора. И тут на них накатилась новая, бешеной силы волна изнывавшего в разлуке чувства.

Егору казалось, что хрупкое тело Ленки не выдержит того, что он с ней вытворял.

Но она не сопротивлялась. Только стонала, закрыв провалившиеся глаза. Выгибалась ему навстречу, впускала его в себя всего, словно внутри ее разверзлась гигантская прорва, вовек не наполняемая, без начала и без дна, способная поглотить весь мир без остатка. А он, упиваясь безволием и покорностью любимой, растворялся в ней. Бесчисленное количество раз взрывался и умирал в ее нежной плоти, чтобы снова ожить с неизведанной до сей поры силой и ненасытной жаждой.