Лангри

Только после того, как мама стала приходить во сне будто въяве, и для пущей убедительности — в каждой фазе посмертных изменений тела, Лангри смирилась. Оплакала — и отпустила. Всё правильно, нельзя ушедших возле себя держать, у них свои дороги.

А вот путь Лангри после официального подтверждения смерти родителей был предсказуем — сиротский дом. И забрали бы, и выучили, и пахала бы она сейчас от зари до темна в муниципальной лечебнице, отрабатывая неподъёмный долг общине, если бы не Тирс. В первые дни войны он, тогда пятнадцатилетний, полгода как допущенный к настоящим знаниям ученик мага, был увезён своими родителями в безопасное место. Конечно, молва их осудила, но, большому счёту, они поступили разумно. И сына сберегли, и себя сохранили. Правда, назад в Майсе не вернулись — но многие вообще не вернулись, ни в родные дома, ни в жизни своих близких.

Лангри с горечью покачала головой: много ли толку в геройском поступке родителей, сгинувших даже без прощального обряда, если к пятому месяцу от начала войны правители договорились между собой, и в итоге оборотники получили то, за чем так рвались в мир магиков. Помимо дани, содержание и количество которой правительство разглашать не стало, к варварам ещё и сотню лучших целителей отправили. А может, их и в качестве заложников отдали, кто ж теперь правду скажет? Между нами, и Лангри могла бы оказаться в их числе — способности у неё, даже ещё не инициированной, были велики. Держаться за сиротку и тем более плакать по ней никто бы не стал. Идеальная, если вдуматься, кандидатура.

Все три месяца войны Лангри пряталась в подвале, умело наводя морок неприсутствия. Потому и выжила, скорее всего. Дом в первую же неделю заняли оборотники: грубые мужланы, наёмники, от которых остро несло прелой шерстью, застарелым потом и привычкой к убийству. Их было много, они постоянно менялись, дом непокоился и страдал вместе с Лангри.