Все, что не стало магией

Все, что не стало магией

Ирина Валерина

О временах года и прочем несущественном

 Осень в этом году внезапна, впрочем, как и другие сезоны. Помнится, зима заявилась беспардонно, в одну из раннеянварских ночей, когда все уже перестали её ждать. Ввалилась в город с чёрного входа — через крикливые цыганские выселки, пахнущие маковой "ширкой", шальным от собственной безнаказанности обманом и дурными деньгами. Проснулись утром, глядь в окно — а она уже здесь, на весь город расселась, расстелила по земле застиранные серые юбки, распустила по небу седые космы, насупилась, нахмурилась, выставила напоказ тучное раздутое чрево, намекая на скорое рождение сезонной смерти. Последние багряные листья, избежавшие карательных пик оранжевых от досады дворников, мгновенно обесцветились, съёжились, будто выпитые до капли. Казалось, это уже навсегда. И март прошёл, не принеся надежды. И пришёл апрель, ему под стать — серый, тяжёлый, бесполезный. Но за неделю до мая внезапно — похоже, пора к этому привыкнуть — обрушилась весна. Именно так — сошла, как лавина, как чума на средневековый город, как любовь. Да-да, как стихия. Вспыхнула салатовым, лазурным, яично-жёлтым, расцвела, распустилась, затрепетала трелями, растелешилась, зазвенела дробью каблучков — манящая, тёплая, искушающая. Чувственная, точно потягивающаяся в неге кошка. Недолго, правда, довелось ей тянуться — в середине мая, ранним утром, ворвалось лето, бесцеремонно рявкнуло: "Почему не р-ра-аздеты?!" и подкрутило солнечную горелку на полную мощь. И понеслось по миру, всепобеждающее и безразличное, как конь рыж. Через неделю разделись даже самые морально устойчивые. Через три — оценили тысячелетний опыт сахарских кочевников, научились укрывать тела и головы, ввели в обиход сиесты и начали с озабоченностью поглядывать на безоблачное небо. Но дожди и прочие нежности не входили в планы горячего мачо — в его ассортиментном перечне был только секс, секс, жёсткий секс. Так и жарил до недавнего времени. Привыкли. Смирились, как смиряются со всяким игом. Но и это прошло.

 Итак, осень. Середина дня похожа на начало — такая же монохромная, знобкая, безрадостная. Мне нужно выпить кофе, это жизненно важно, иначе медленно кружащийся мир ни за что не согласится обрести точку опоры в одной отдельно взятой раскалывающейся голове. Моей голове, разумеется. 91/62 — на первый взгляд, бессмысленная дробь, но гипотоники меня поймут. Нужен кофе. Жаркий, ещё помнящий себя зерном, несущий в себе колумбийское солнце.