Бумажный самолётик

Бумажный самолётик

Александр Лепехин

Бумажный самолётик

Море не ждёт никого — и поджидает каждого.

Морю всё равно, кто барахтается на поверхности. Спасатель с дурацким поплавком, похожим на приманку рыбы-удильщика. Катер береговой охраны, жирный и настороженный, словно тюлень. Зарёванная девчонка, дочка взятой древними тёмными водами жертвы. Она единственная, кто тоже пахнет морем. Или у людей это называется «слёзы»?

Морю всё равно. Но за жертву полагается заплатить. Поэтому рано утром из пены прибоя в песок утыкается вычурная, крупная раковина. Девчонка, вновь пришедшая бессмысленно звать и лить свою воду, спотыкается об острые шипы. И замолкает.

Эта вода тоже солёная, но называется «кровь». Дар принят. Море не ждёт. Оно само ожидание.

***

Свет в прихожей не горел. Сэм попытался нащупать клавишу выключателя, но нащупал плечо. Тёплое, упругое. Приветливо подавшееся навстречу.

— Давай хоть до комнаты дойдём, торопыга…

Губы, дохнувшие горячим чуть ниже уха, улыбались. Сэм не мог разглядеть в темноте, но улыбку эту представлял хорошо — она звучала в голосе. Глухо звякнули застёжки: Лида носила такую высокую танкетку, что в боевом облачении вырастала почти на голову. Снова дыхание, но уже ниже:

— Только не впились ни во что. Брат дрыхнет. Бесится, когда…

Предупреждение пропало втуне. Сэм споткнулся — похоже, подвернулась та самая танкетка — и в поисках опоры обнял твёрдое, деревянное и угловатое. Углы зашатались, загрохотали жестью и пластиком. «Тумба в прихожей. Рожки, щётки, банки с кремом. Русские очень серьёзно относятся к обуви», — вспомнил Сэм.

Под эту мысль свет в прихожей всё же загорелся. Аккомпанементом хлопнула дверь, пустив волну душного, тёплого воздуха. Злой мужской голос прорычал, выдавая сонную хрипотцу:

— Я кого-то точно прибью… — и уже бодрее, с нездоровым восторгом: — Опа. Опа-опа. Вот это номер! Лидка привела домой обезьянку! На Птичьем втарилась?

— Майк, заткнись!

Лида умела быть очень разной. Переход от милой улыбчивой лапочки к оскаленной, заострённой гарпии происходил за доли секунды — Сэм уже пару раз наблюдал. Как будущий учёный, он старался относиться к феномену философски. Как человек, не лишённый эмоций, он вздрагивал.

Залп гнева прошёл по касательной. Майк — редкое для этих широт имя — сам отдалённо напоминал бритого под машинку орангутана. Он с хрустом зевнул и облокотился на дверной косяк.