Рыцарь и пирог

Рыцарь и пирог

Александр Лепехин

Рыцарь и пирог

Джоццо смотрел на нож.

Нож смотрел на Джоццо. Заглядывал ему прямо в зрачок и хищно, сладострастно подёргивался. Мысли это вызывало самые непристойные, и, если бы мог, Джоццо расхохотался бы. Но он был занят. Он пытался выжить.

Человек по ту сторону ножа смотрел сосредоточенно и деловито. Вряд ли его интересовало, как зовут случайного партнера по пляске смерти. Танцором он выглядел опытным, а такие имён не спрашивают.

То, что финальные па ещё не исполнены, своей заслугой Джоццо считать не мог. Просто удачно упал на спину, сблокировав змеиный бросок оружия. Теперь только скрещённые запястья отделяли его от последнего поклона на публику. Устанут руки — и всё, занавес. Аплодисменты достанутся могильной плите.

Человек навалился крепче. На лице его складкой у рта подергивалась досада. Он словно выполнял тяжёлую, неблагодарную работу, ему было скучно. Каждый день человек резал людей за деньги и наверняка мысленно ругал нищенский оклад. В Джоццо ему виделась не личность, а досадная помеха в делах.

Оба дышали часто и гулко. Сложный ритм вдохов и выдохов завораживал, диктовал рисунок танца. Скоро, слишком скоро он станет куда проще. Джоццо зажмурился, втянул воздух…

Дыхание прервалось — но не его. Человек сверху удивленно хекнул и обмяк, свалившись на сторону. Нож обиженно звякнул о мостовую, отскочил и воткнулся в дюйме от виска: застрял в щели между булыжниками. По лезвию пробежал любопытный блик закатного солнца, нырнул под распахнувшиеся от удивления веки. Прямо в зрачок. Нож не смог. Солнце смогло.

Мостовая вдруг оказалась невероятно, сказочно уютной. На ней хотелось лежать и лежать, во всей полноте принимая её и наслаждаясь тем, что камни врезаются под лопатки и тычут в ребра. Что всё это принадлежит тебе, а не свежему трупу, из глаза которого вытекает нечто тёмное, почти чёрное…

Пара шикарных, выделанных из дорогой кожи ботинок остановилась рядом с головой Джоццо.

— Вставай, — сказал Рыцарь и протянул руку.

***

Дорога домой — радостное и печальное путешествие.

Лютня в полотняном чехле уютно хлопала по спине. Хозяин таверны, ковыряясь меж крупных, словно у лошади, зубов, говаривал: «Мне всё равно, что ты играешь. Главное — чтобы в заведении было, как у людей. Тут бренчат, тут пляшут, тут жуют да выпивают». Пока за выступления платили, Джоццо с такой позицией, в общем, соглашался.

Раньше он бы остался.