Долгождана и князь-отступник

Так и есть — среди тканых полос, родового знака, зелёный мазок. Невелик, но в самый раз для злых языков, которым ничего нет слаще, как опозорить девку, уличить её в любодействе до свадьбы. Жданка стала оттирать пятно рукавом рубахи.

— Долго ещё мне торчать у двери, тебя, такую важную княжинку, ожидаючи? — раздался зычный голос от двери.

Жданка вздрогнула, оправила панёву, перепоясалась и шагнула к Потычихе. Срывающимся от волнения голосом сказала:

— Так я… я сама ждала у двери, когда ваши гости уйдут…

— Мои гости?! — повысила голос худосочная и маленькая ростом колдовка. — Пошто облыжно говоришь? Не было у меня никаких гостей! Виданное ли дело — одинокой женщине на ночь глядя гостей принимать!

— Я слыхала звуки в избе… в окошко тени видела… — робко сказала Жданка.

— А нечего в чужие окошки заглядывать! — буркнула Потычиха. — Или заходи, или ступай до своей избы да панёву застирывай. Ишь ты, сама с кем-то на травке прилегла, а в моей избе ей голоса почудились.

— Не ложилась я ни с кем… — заплакала Жданка. — Упала, съехала по траве.

— Так пятно-то вот оно, все увидеть смогут, — ехидно ответила Потычиха. — А гости в моей избе только тебе почудились. Ну как, хорошо это, когда люди не знаючи всякую чушь городят?

— Прости… — всхлипнула Жданка.

— Заходи, — велела колдовка.

Дальше маленьких сенцов она Жданку не пустила, потребовала:

— Ну, принесла откуп за мою работу? Предупреждала, что будет дорого стоить.

Жданка выпутала из концов девичьей ленты кусочек серебра — «честной рубль», который каждый отец дарил дочери на пятый годок рождения.

— Не возьму! — отшатнулась Потычиха. — Ты, девка, умом тронулась! Что свахам предъявишь, когда они тебя после венца станут обряжать? Покажешь себя порченой? Да вся свадьба тут же разбежится!

— Не будет никаких свадеб, если Военег меня не полюбит. А коли полюбит, то докажу свою чистоту кровью, — твёрдо ответила Жданка.

И откуда только силы-то взялись противоречить колдовке.

— Ох, дурная твоя голова, — сокрушённо ответила Потычиха. — Ты же знаешь его заносчивую родову. До кровей дело не дойдёт, если что-то случится против правил.

— Военег… он такой… сильный и смелый. Ему ни князь, ни родова не указ… — еле вымолвила Жданка, а у самой щёки запылали от гордости за любимого.

— Дурная девка, ох дурная, — тихо сказала Потычиха. — Разве тебе мать не говорила, что честным рублём баба сможет отвести беду: ребёнка излечить или сердце мужа воспламенить, если он вдруг охладеет. Но только один раз.