От счастья не убежишь

Влажные губы были чуть приоткрыты, и они с непреодолимой силой манили девичью душу, гипнотизировали, приглашая совершить путешествие в наслаждение. Второй удар молнии, пришедшийся в старое дерево, которое только что служило укрытием, прогнал чувственное наваждение и вернул Лиэль в действительность.

«Вот это мне повезло. Уж лучше находиться в его руках, чем превратиться в обугленную курицу гриль» – подумала блондинка, съежившись. Дерево, расщепившись на две половины, стало заваливаться на Ливия, державшего в руках свою добычу.

Все происходило настолько быстро, что спастись бегством не представлялось возможным, поэтому Ливий сделал то, что оставалось единственно верным в данной ситуации. Развернувшись спиной к падающему стволу, он как можно мягче, если так можно выразиться, уронил девушку на землю, накрыв ее собой. Лиэль вздрогнула, услышав хруст, и, несмотря на то, что боялась этого непредсказуемого типа, нависающего над ней, надеялась, что это трещали не его кости. Дождь закончился также неожиданно, как и начался.

– Ты как? – каким-то глухим голосом спросила Лиэль.

– А как я могу себя чувствовать, когда на мне лежит бревно? – съязвил Ливий. – Хотя почему только на мне, и подо мной тоже, клевый, однако, бутерброд получился! – добавил он, и губы его скривились в злобно-насмешливой улыбке.

– Да как ты смеешь! – задыхалась от возмущения Лиэль. – Как, по-твоему, я должна тут лежать?

– Лежи, как хочешь, только не задавай глупые вопросы, – оскалился Ливий. – Лучше думай, что делать или не мешай думать мне.

Лиэль замолчала, еле сдерживая рвущиеся из глаз слезы, и надула губки.

«Как маленькая, которой не купили очередную игрушку» – думал Ливий, глядя на Лиэль. «Но до чего хороша, видела бы она себя сейчас». Мужчина чуть заерзал, пытаясь немного изменить положение тела. «Дурацкое дерево, мешаешь мне прижаться ближе» – злился он, даже не осознавая, что это же дерево и привело его в такую практически интимную ситуацию, где он уже не злодей, а почти герой.

Он любовался ей. Она давно притягивала его, запах ее тела лишал рассудка, а близость сводила с ума: его головная боль и страсть, его мучение и утешение – все это была она, его Лиэль. Когда, тяжело вздохнув, она облизала губы, он был готов взвыть так, что все волки бы дружно ему аплодировали и, восхищенно подвывая в ответ, слали бы воздушные поцелуи.

«Отвернись, животное, и думай, – говорил он сам себе. – Не в том ты положении».