Неумёха по святости

И людей, и нелюдей не хуже чувствуешь, да еще и со ртутью работать можешь. Хоть и приходится каждый день в ручьях отлеживаться да горькую настойку степной полынь-травы глотать. Кстати, о настойке. Где он сам себя носит?

– Да здесь я, здесь, – раздался сзади голос.

Лёший обернулся. Возле еле заметной тени праха, вместо росы покрывшей траву, стоял темноволосый мужчина в добротном черном кафтане с манерно торчащими рукавами белой рубашки, да в высокой собольей шапке. С добротным кувшином в руках.

– Жаль, такого красавца развоплотил, – гость двинул носком сапога, и тень мгновенно исчезла.

– Ничего, у тебя и обычных вон сколько красуется, – отмахнулся Лёший. – Один Чангыз чего стоит.

– Это верно, – легко согласился мужчина, опуская кувшин на траву. – Хотя мне больше всего нравятся художники. Один наглец, представляешь, меня с самого себя срисовал. Жалко инквизицию то ли еще не придумали, то ли уже разогнали.

Лёший сдержанно улыбнулся. В отличие от Марфы-кудесницы, этот его знакомец иногда вот так заговаривался – то одно слово ввернет не к месту, а то и на непонятном языке начинает глаголить, так что и вообще ничего не поймешь.

– Так ты бы его сам взял, – пошутил он, подхватывая кувшин за незамеченную сразу диковинную ручку в виде лошадиной головы с развивающейся гривой.

Мужчина стянул с головы шапку, открывая густые черные кудри, сквозь которые пробивались короткие рога

– А то ты не знаешь, хранитель леса? – грустно усмехнулся он. – У хищников рогов нет!

– Ты слова да клятвы свои для других побереги. В лесу молчание в почете, – Лёший отомкнул сургучную печать, осторожно отхлебнул, стараясь не пролить ни капли и довольно причмокнул: мол, хороша горькая.

– Не увлекайся только, – покрыв голову шапкой, предупредил черт. – Тебе скоро знакомца твоего, которого ослушником кличешь, к Аспиду на убой вести. Да так вести, чтоб он там не убился. Совсем ведь скучно станет!

Лёший сверкнул глазами.

– Ты знаешь, как я к отношусь к тем, кто хочет переступить черту с той стороны! Аспид! Да хоть Аид на колеснице! – он пригладил волосы.