Дамнат

Монах взглянул на спутника и задумался, почему он взял его с собой? Он давно слыл отшельником – тесная и убогая келья была его домом. Но оказывается, когда рушится мир, одиночество тяготит. Истина, часто встречавшаяся в книгах, но столь же часто им отвергаемая.

«…ибо создатель есть пастырь, пасущий стадо… – вспомнил он слова из Священного Писания. – Оказывается, так и есть? Мы все лишь животные...»

Юноша плелся за ним, точно оживленная кукла.

– Кто же ты, горемычный? – то и дело спрашивал монах, заглядывая ему в глаза, словно надеясь найти там ответ.

Впереди послышался стук копыт. Монах, недолго думая, скрылся в придорожных кустах, дернув за собой юношу.

Мимо промчалась процессия вооруженных людей. С пиками и штандартами. В полном молчании. Лишь звякала сбруя, фыркали кони и скрежетали сочленения доспехов. В краю, где в одночасье вымерло все живое, звук распространялся далеко вокруг. Монах поймал себя на необычной мысли о том, а не разбудит ли это мертвецов на местном кладбище?

Впереди ехал молодой воин.

Сосредоточенный, нахмуренный. В серебристом остроконечном шлеме. Плащ со знаком Девы Полуденной.

Монаха прошиб холодный пот. Он посмотрел на юношу рядом. Сходство очевидное.

– Отче всеблагой… Да ты же Иван! Ты сын Марии… Тот, которого… Отче! Что же делать-то? Твой братец, Усекновитель, нас выпотрошит!

Недолго думая, монах схватил Ивана, сына Марии, за шиворот и помчался в умирающую чащу.

Часть I. Отшельник. Одиночество

Иван-отшельник шел по твердому снежному насту, но все равно проваливался.

Проваливался по колено, неожиданно, хоть и предсказуемо, и отчего-то это смешило. Хоть и был смех безрадостный. В памяти всплывали снегоступы, что так старательно мастерил пару месяцев назад. Ошкуренные ветви, береста, веревки из жил – и снегоступы развалились буквально после пары вылазок.

В самом деле смешно: столько трудов понапрасну. Через силу. Через растущую с возрастом апатию. Хотя… если подумать, так ли много трудов потрачено? Было время, когда он разводил кур (как давно?).

Было время, у него имелся сарай, крохотный, убогий, но всё же! Сейчас на месте сарая – лишь холмик, заросший пыреем. Каждый год отшельник латал забор, перебирал крышу землянки… Но в последнее время ничего, кроме всепоглощающей лени, он не испытывал.

Землянка со временем стала похожа на древнюю старушку. Окаменевшую. Застывшую во времени. И рассохшаяся дверь была лицом этой странной старушки. Он даже дал землянке имя – Мария.