Змеиный медальон. Часть 2. Сердце Майнандиса

— Не в добрый час вы к нам забрели, — сказал мужик из-за плетня. — Так что идите лучше подобру-поздорову. Не до вас, Заступник видит.

— Уйдём, как еды купим, — буркнул Скуловорот. — Не продашь?

— Рад бы, да лишку не держим.

— А не укажешь того, кто продаст? — вежливо спросила Пиама.

— Вы, люди добрые, не обессудьте. У нас третье лето недород. Куры и те нестись отказываются. Скоро голодать будем.

— Так с чего ж эта, — Блошка мотнул головой вслед бабе с коромыслом, — зад жирный наела?

Мужик хмыкнул.

— Ты бы раньше её видал, — он развёл в стороны руки.

— Что твоя копна — не обхватишь.

— Кхе-кхе, — раздалось за спиной. — Идёмте со мной, люди добрые.

Кешка и не заметил, откуда взялся этот то ли мужичок, то ли старичок. Узкоплечий, в неподвязанной рубахе, босой, несмотря на холод, он ступал тихо, как дух. Кешка уже наловчился различать местных по возрасту и видел, что годами человек этот ещё не стар. Может, болен. Весь серый, будто пеплом присыпанный, говорит еле слышно, и лицо неживое.

Чернобородый покачал головой и отвернулся — с досады.

Или от стыда?

Тихий человечек привёл друзей к дому в конце улицы. Тот же плетень, что у других, те же белёные стены, та же тростниковая крыша, такой же огородик с остатками посадок — и ни души.

— Входите, люди добрые, берите, что хотите. Соседка у меня знатный хлеб печёт, вот утром принесла. Угощайтесь.

На столе, под льняной салфеткой, лежал непочатый каравай, рядом — кувшин молока, глиняная мисочка с грибами, тушёными, кажется.

— Там, у печи, мешки с мукой да крупой, кадка с квашеной капустой.

В погребе репа, морковь, брюква и ещё всякое, сами достаньте, да с огорода снимите, что осталось.

В доме было холодно. Печь, похоже, давно не топили.

— Ты, брат, никак помирать собрался? — спросил Скуловорот.

— Помирать не помирать, а и жить незачем.

Человечек присел на лавку, глядя перед собой пустыми глазами, и заговорил тем же тихим бесцветным голосом:

— Раньше мы были королевские крестьяне, а с тех пор, как в Навиле мертвяки обосновались, стали храмовые.

Молодой король им четыре деревни для кормления подарил. Оброк нам назначили небольшой, но с условием, чтобы раз в год присылали в Навиль по человеку, мужика или бабу, всё одно, лишь бы здорового. Всякие три года на четвёртый наша деревня отдаёт кого-нибудь на заклание. Нынче жребий пал на Ханку, дочку Кама-сапожника. А у неё братец был меньшой, Зябликом кликали. Мальчишка ещё, тринадцать годков. Задумали они с приятелем Ханку у слуг смерти отбить.