Удача

За ними, конечно, погонятся, как только убьют Гуннара и Торвейг, но сколько-то времени враги потеряют. Им всем хотелось, конечно, умереть на своей суровой земле, но не выпало такой судьбы. Что ж, про людей Гуннара Одноглазого никто не скажет дурного слова – они сделали, что могли. Каждому иной раз выпадает неравная битва, в которой победить невозможно. Только погибнуть с честью.

Торвейг раз или два крутанула топором, широко улыбнулась или, вернее, оскалилась. Гуннар тогда подумал, что, в сущности, совсем ее не знает.

С отцом Торвейг был дружен с юности, справил по нем богатую тризну…а впрочем, сейчас это ровно ничего не значило.

Они стояли несколько минут, отражая удары, скользя в своей и чужой крови. Гуннара достали по голове, клепаный шлем спас, но земля и небо вдруг поменялись местами. Старый воин упал, его пронзили копьем, взор заволокла мутная пелена…

Торвейг встала на колено, прикрывая Гуннара. Он успел увидеть, как чужой клинок вспорол на ней кожаную куртку, как Торвейг – непостижимо! – прянула вперед и схватила врага за горло, еще глубже вгоняя острие в собственное тело.

Пальцы ее сомкнулись и стали железными. Бездыханное тело повалилось на землю. 

Торвейг же вскинула голову к небу и зарычала диким зверем… Свет для Гуннара померк.

Они выжили. Гуннар Одноглазый и по сей день не знал – как. Торвейг отмалчивалась. Ярл, которому они служили, щедро наградил их за чудесное спасение дочери.

Его люди рассказали, что нашли Гуннара и Торвейг без сознания. Серая лесная земля, должно быть, пропиталась кровью на пядь: насчитали полтора десятка тел со страшными рублеными и рваными ранами.

- Тебе не придется, вождь, стыдиться этой девушки, - сказал Гуннар Олаву.

- Хорош хирд, в котором девки воюют, добрых людей только смешить - проворчал Олав в седую бороду, но гнать Торвейг раздумал.

Она-то и вынесла меня из битвы, в которой я получил удар топором и уже видел прекрасных валькирий, что послал за мной Всеотец…

Финн покрутил головой и усмехнулся, но как-то невесело.

- Стоило Торвейг увидеть Рагнара, как она перестала принадлежать себе. В конце концов, это заметили все, кроме самого Рагнара. А может, он тоже знал, только виду не показывал. А может, не знал, мечтая лишь о благосклонности дочери Олава.