Запределье

Осенесь они начались, осенесь. И не смей говорить, будто у меня кукушка сдурела и что нет никаких звуков, – повысила голос старуха, хотя Оди ничего такого не говорил. – Небось придумал уже, что это сами дома́ звук родят. Дома́, конечно, родят звуки, это быват. И раньше было. Только дом – он или скрыпом поёт, или вздыхает тихонько, вот анамеднишные звуки – не те. Не те. Воплистые, словно режут кого. Взвизгнутые. А то, быват, вроде песни, тонюсенькой такой. И движутся.

– Движутся?

– Ровно так. От Того Края – и до болотной тропы.

А иногда вместях и там, и там, и ещё с той стороны, – новый полотенчатый взмах, – где дорога на Ваатавор.

Она рассказывала так обстоятельно и спокойно, что Оди поверил: нечто действительно вопит, поёт и взвизгивает в мёртвой деревне. Ведьм с тревогой обнаружил, что где-то потерял свою недавнюю уверенность, будто идёт на дело пустое и зряшное. Зато немедленно вспомнил, что в подобных местах, глухих и диких, можно всякое встретить.

Чего только не водится в бесконечных, никем до конца не хоженых и не изученных лесах, в которых тропы теряются и находятся сами собою, в которых лешие утрачивают материальную форму и в которых до сих пор живут медведи, хотя одной маме-природе известно, чем они питаются после того, как вовсю размоталась по стране программа осушения болот.

Всякое говорили об этих местах наставники, и всякое выдумывали молодые ведьмы и ведьмачки. Про духов растений, которые не находят себе покоя, когда поля приходят в запустение. Про духа зимы, который поссорился с духом ветра и теперь вымещает бессильную злобу на зверях и людях… Ведьмы и ведьмачки, конечно, по большей части просто трепались, не очень веря в эти байки – ведь почти всякая известная человеку бесовщина подчиняется строгим законам природы, математики и логики, а понятное не может быть страшным. Но легко не верить байкам, сидя в тёплой кофейне. А когда оказываешься среди звонкой осенней тишины и лесов, в давно опустевшей деревеньке – трудно не задуматься: а вдруг тут происходит нечто несоизмеримо большее, чем бесовщина, подвластная маме-природе, математике и логике?

Поскольку бывает ещё бесовщина посерьёзней, которая подчиняется одной лишь природе-маме – и такая бесовщина окажется, возможно, по зубам наставнику Яуки, но никак не молодому неопытному Оди.

– И часто оно кричит? – спросил ведьм, модулируя перепадом тональности короткое заклинание, отсекающее от него растущую жуть.

– Почти всякий раз пристигаю его, как к мосткам подхожу.