Letum non omnia finit. Часть 2

***

Я сидела в кресле-качалке, лениво наблюдая как за широкими окнами занимается рассвет. Рядом стояло инвалидное кресло, на которое я изо всех сил старалась не глазеть. Даже ставшие бесполезными ноги, накрыла пледом.

Слова синьора Бернардо прозвучали как приговор. В ближайшие несколько лет я не смогу ходить из-за травмы позвоночника. Откуда у меня травма позвоночника, если меня заковало в лёд, синьора Коррадо, просившая называть её «Дебора» или «любимая бабушка», не знала. Она посоветовала расспросить Антонио, который находился в тот день на поле боя. Как оказалось, Дебора вполне себе в курсе дел мафии и Вонголу с ней можно было обсуждать спокойно.

Рядом с креслом-качалкой, по левую руку, расположился небольшой круглый столик, на котором стояла одинокая чашка холодного какао. Не люблю сладкое какао, но Дебора отказалась на ночь давать мне кофе. А устраивать из-за такой мелочи истерику не хотелось — совесть не позволяла так ответить Деби за заботу.

В руках я держала заключение приходившего вчера психиатра, весь день мурыжившего меня различными тестами и проверками. Мужчина просто не мог поверить, что у такой юной девушки может возникнуть посттравматическое стрессовое расстройство. Дебора на это лишь сказала, что удивилась бы, если бы у меня этого расстройства не было, учитывая, что я пережила.

Хорошего настроения не добавляло то, что я даже не могу начать курс психотерапии, пока не найдётся специалист, лояльный именно Варии. Конечно, мне было известно не так много, но я перестраховывалась, откровенно боясь, что враги снова утянут варийцев в какую-нибудь историю, а те, в свою очередь, затащат меня с собой.

Именно поэтому о событиях в Намимори я молчала как партизан на допросе, несмотря на попытки психолога добиться от меня правды. Врач хотел убедить меня, что мне полегчает, если я всё расскажу, что это в моих интересах. Ага, нашёл идиотку. Где гарантии, что всё, что я расскажу специалисту в тот же день не узнает Вонгола?

В общем, под конец сеанса мне отчаянно хотелось в психотерапевта швырнуть стаканом, из которого я обычно пила воду, расстрелять из автомата, добить из пистолета, а потом испепелить пламенем, которое к вечеру чуть не вышло из-под контроля. А врач, видимо что-то поняв, быстро слинял. Стоит ли говорить, что с лечением мы так и не определились. Дебора стояла насмерть, утверждая, что «у девочки есть отец, без которого нельзя принимать подобные решения».

Я тряхнула волосами, внезапно осознав, как двухцветная шевелюра меня раздражает.