О бездне и кораблях

Непривычно молчаливый Эшба склонился над авторулевым и беззвучно шевелил губами; на приход Гамеша он отреагировал лишь коротким взглядом в его сторону и быстрым кивком.

— В чём дело? — капитан подошёл ближе, оглядел карты и горящие экраны авторулевого, эхолокатора и прочих машин, которые успел давно изучить.

Эшба ответил не сразу.

— Помощник твой где-то гуляет.

— Отправил его проверить дефект на палубе, механики сообщили. Всё равно сам сюда собирался.

— А шёл долго. — Эшба помолчал, медленно поднял руку и с усилием потёр шею. — Аппараты хорошо справляются... Изменили курс как надо. Хотя шторм усиливается.

— И что конкретно тебе не нравится?

Штурман пожал плечами и хмуро взглянул в иллюминатор.

— Иди лучше на палубу. Пускай здесь помощник твой побудет. Там, кажется, что-то происходит.

Гамеш хмыкнул и вышел на ходовой мостик. Судно тут же резко качнулось, и Гамеш ухватился за металлические перила, посмотрел вдаль — туда указывали друг другу столпившиеся у борта матросы и механики, в основном, из тех, кто впервые вышел в море.

К западу от них, примерно в одной морской миле, поверхность океана бурлила и поднималась куполом. Мощный фонтан воды и пены вырывался вверх, к небу, рассыпался крупными брызгами. Через несколько секунд всколыхнулись волны, и меж ними блеснула покатая серая спина, изогнулась и снова ушла на глубину; крупный китовый хвост вырвался на поверхность, с усилием хлопнул по воде и скрылся под ней.

На палубе загалдели, засуетились люди.

— Посмотрели? — ворчливо прикрикнул Гамеш, и матросы вздрогнули, обернулись. — Теперь займитесь делом!

Когда капитан спустился, матросы уже рассеялись по палубе. Гамеш с лёгким раздражением посмотрел на них, но подумал о том, что они не каждый день могли такое видеть. В конце концов, он и сам начинал таким же молодым матросом, с горящими глазами, с жаждой труда и карьеры. Как и многие до него, Гамеш ошибался, думая, что будни моряка — это романтика путешествий и лёгких денег, другие страны, интересные люди. Но он также оказался одним из тех, кто выдержал суровую рутину, выучился и уже к тридцати восьми добился звания штурмана, а несколько лет назад стал и капитаном. Однако теперь, глядя на работящих крепких юношей, Гамеш ощущал не только светлую грусть о тех временах, но и тяжесть глубоко в сердце.

И жизнь на корабле, встрепенувшись после секундной передышки, потекла своим чередом.

* * *

Краткая передышка на берегу прошла для Гамеша незаметно.