Настроение Аделины

Господин Чудобродов прохаживался по старым коридорам, как король. К слову сказать, все коридоры выглядели одинаково, в какой бы приют он не приехал – особенно потёртые полы, скрипучие настолько, что раздражение брало верх над хладнокровием. И тогда-то наделённый властью Чудобродов с наслаждением начинал придираться ко всему, что попадалось на глаза. Этому занятию он отдавал всего себя. «Кто, если не я?» – объяснялся он, зачем-то поправляя и без того идеально сидевший на нём пиджак. Краска на стенах таких коридоров давно потускнела, местами потрескалась или вовсе облезла. Лампочки почти не давали света, но и его хватало, чтобы увидеть до чего неприятная получалась обстановка. Однако господин Чудобродов приезжал и осматривался не для того, чтобы её исправить. Наоборот, он искал, как бы ещё изловчиться, чтобы комитету по приютским делам платить меньше, да чтобы содрать побольше штрафов с сиротских домов. У господина Чудобродова получалось и первое, и второе – за что его и называли мастером своего дела.

В этот раз случилось нечто непредвиденное. Когда он оказался у сиротского дома, никто его не встретил. Верить в то, что про его визит забыли, не хотелось, потому он ещё раз взялся за калитку и громко ей хлопнул да так, что забор аж затрясся. Снова никого. Ни намёка на то, что кто-то сейчас побежит к нему по кривой тропинке, рассыпаясь извинениями.

–  Что за безобразие! – возмутился Чудобродов. – Ну и народ пошёл!

Он достал потрёпанный блокнот из кармана пальто, с недовольным лицом записал в нём что-то и спрятал обратно; немного покряхтел, сварливо оглядывая трёхэтажное деревянное здание, в далёком прошлом небесно-голубое, но сейчас больше напоминавшее лишайник. Именно лишайник. Чудобродов почему-то всегда вспоминал о нём, когда смотрел на этот приют.

Подул обрывистый ветер, цепляясь своим дыханием за ветви яблонь, пожухшую траву, а особенно за Чудобродова, чуть с ног не сшиб. Свинцовые тучи остервенело летали над серой крышей, грозясь пролить холодный дождь. Застонали ржавые качели, засвистели приоткрытые окна. С земли поднялся сор, и по песочнице с шумом покатился грязный пакет.

Чудобродов вздрогнул, приходя в себя, кашлянул и побрёл к выкрашенной когда-то в белый цвет двери. Она громко скрипнула, когда он взялся за медную ручку и потянул её на себя.

В коридоре не было ни единой души.

– Эй! – крикнул Чудобродов. Его голос эхом забился в тёмные углы, но ответа не последовало.