Гниль

— Сделаем пару фоток здесь и внутри, отошлём тому придурку, — заговорил Коджиро. Его братец кивнул, довольно ухмыльнувшись.

Обычное соперничество между бандами привело их к развалинам. Койо хотелось побиться головой обо что-нибудь твёрдое и истерично посмеяться.

«Серьёзно, что за детский сад?! Почему все вдруг перестали решать проблемы кулаками? Что за напасть?..»

— Эй, Койо, будешь нашей моделью.

Коджиро грубо пнул Аокаву к входу.

Крыша и часть стен отсутствовала, потому света было полно. Песок смешивался с пылью под дряхлой мебелью. Её осталось не так много, но она дала убежище уже не одному поколению пауков. Пол тоже…

Аокава сглотнул, увидев следы на полу, которые словно кто-то частично смёл одеялом. Не так давно. Тогда определение, что «не ступала нога человека полсотни лет» являлось неверным. Во всяком случае очень хотелось верить, что это был человек.

«У привидений нет ног», — напомнил себе Аокава.

— Койо, повернись! — окликнули его.

Машинально он среагировал на своё имя. Щелчок — и кадр был готов. Коджиро поспешно стал отправлять фотографию сопернику со словами, что это только начало.

Аокаве пришлось идти первым. Прямо по следам, на которые придурошная парочка не обратила внимания. Стало ясно, для чего его притащили сюда — отдать на растерзание обитателю руин, в случае если за пятьдесят лет он не успел окочуриться. Вскоре следы скрылись за уцелевшей дверью. Аокава искренне надеялся, что Коджиро решит пройти мимо. И, быть может, он бы прошёл, если бы не его братец.

— Давай там снимем! — воодушевлённо предложил он, указывая на дверь.

Коджиро оценил идею, открыл дверь и замер. В комнате спиной к ним сидела женщина в старом многослойном кимоно, расчёсывала свои длинные чёрные волосы. Почувствовав чужое присутствие, она остановилась и немного погодя встала, так и не поворачиваясь лицом.

— Простите, мы не знали, что здесь кто-то живёт…

Слова Коджиро были полной нелепицей. Но они меньше всего волновали Аокаву, ведь именно он стоял впереди — он станет первой жертвой. У него даже не было шансов отбиться со связанными руками, даже облегчить страдания криком. От «живёт» пробивало на смех. Одни затхлые одежды чего стоили, чтобы сказать, что эта женщина явно не жилец этого дома. Ходячий мертвец. Ни за что не верилось, что бомжиха. Аокава готов был увидеть иссушенное лицо и гниющую плоть, когда она обернётся. Готов был в любую секунду умереть. А жить так хотелось. Почему-то именно сейчас жизнь приобрела цену.