Автопортрет с отрезанным ухом

Автопортрет с отрезанным ухом

Мария Потоцкая

1. Ума Турман в очках

Все дело было в песцах. Было бы нехорошо представлять, будто все полярные лисицы умерли. Лучше вообще не воображать чью-то смерть, тем более массовую, всем известно, что это заканчивается плохо. Поэтому предположим, что песцов не существовало никогда. Древняя лиса, их прародительница, решила не заходить так далеко на север. Холодно, подумала она, зачем лапы морозить? Песцы бы не появились, во льдах бы жили только белые медведи, пингвины и зайцы-русаки, а эта история никогда бы не случилась. Но так уж вышло, что лисицам не сидится на месте, они бродят по свету и становятся полярными, а потом к ним приезжают ученые, которым тоже не сидится на месте. Марат всегда был с придурью, но я никогда не думал, что он может оказаться в числе этих ученых.

Честно признаться, я вообще никогда не думал об ученых, изучающих песцов.

Марат был моим лучшим другом. То есть сначала у меня было два лучших друга, затем один, а потом и вовсе не осталось ни одного. Я, Никита Алифанов и Марат Шимаев были вместе всю школу, с самого первого класса.

Первым меня предал Никита. В то время как мы с Маратом стояли в очередях в московские институты, тряслись над результатами ЕГЭ и обсуждали абитуриентов, Никита укатил в Амстердам и поступил в университет. Конечно, я страшно на него обиделся. Я всегда считал, что дружба — это навсегда. Друзья идут вместе по жизни, делят друг с другом все впечатления, непременно приезжают с противоположного конца города, если одному из них грустно. Я слабо представлял, как Никита смог бы приехать ко мне из Амстердама, если бы я провалил экзамен или проиграл все деньги, сделав неудачную ставку на футбольного игрока. Конечно, если бы меня переехал автобус и я умирал бы в больнице, он непременно взял бы билет до Москвы, но этого было недостаточно. Друзья должны приманиваться не только на большие трагедии, они обязаны быть рядом, если требуются даже в обычный плохой день. Как делить с Никитой свои впечатления, я тоже не понимал. Он видел за окном аккуратные северные домики, а я — длинные неказистые многоэтажки, загораживающие небо. Он ездил на учебу на велосипеде, положив в корзинку свежую выпечку, а я толкался в метро, прижимая рюкзак карманом к себе, чтобы из него ничего не вытащили. Он читал книжки на русском, английском и нидерландском, а я только на одном из них.