История лаборатории № 27

–  Эм… –  Ивик несколько замялся. От подобных привычек отвыкаешь с трудом, и эти «вы» вырываются как-то сами собой.

–  Хен, что-то случилось?

В ответ господин Мергольт лишь вздохнул.

–  Что-то плохое? – продолжал допытываться Ивик.

–  Ты садись, выпей кофе, –  вместо ответа произнес господин Мергольт. 

Продолжил он лишь после того, как Ивик сел  и отпил уже давно остывший напиток из заморских зерен:

–  Крав умер.

–  Вот как…

–  Да… дела, а ведь он младше  меня лет на…  –  запнулся господин Мергольт подсчитвая разницу в возрасте, –  на шестнадцать лет.  Вот оно как бывает. А ведь во всем виноват лишь какой-то маленький сосуд.

Господин Хенекус говорил еще что-то, но Ивик его уже не слушал. Нельзя сказать, что это было неожиданностью. По большому счету, вся лаборатория уже была готова к подобному исходу, хотя знахари, как всегда в таких случаях бывает, говорили, что надежда еще есть, что они сделают все, что могут и так далее. Но толку от их обещаний, когда что-либо делать уже поздно. 

Зеланский Краавтис умер то ли от тромба в мозгу, то ли от кровоизлияния, то ли еще от чего-то в этом роде. Ивик не был силен в медицине, но сколько он понял, все дело было в сосудах.

–  Когда это случилось? – спросил он не столько потому, что это действительно было ему интересно, сколько потому, что так было положено.

–  Говорят, что уже под утро, –  еще раз вздохнув, ответил господин Мергольт. –  Он ведь так и не пришел в себя, только бормотал что-то под нос.

Ивик даже не был уверен, когда умер господин Краавтис: этой ночью или четыре дня назад, на его руках. Ведь именно Ивик был тем, кто помогал главе лаборатории № 27 надеть шлем и застегнуть ремни, как оказалось, в последний раз. И он же подхватил своего начальника, когда тот обвис на ремнях. 

Поначалу Ивик не понял, что произошло что-то непоправимое. Обмороки при работе с «Машиной»… нет, нельзя сказать, что они были нормой, но случались, и не раз, в том числе и у него самого. Дрожь пробрала его только тогда, когда он заглянул в глаза Краавтиса, все еще открытые, хоть он и потерял сознание. Они были багрово-красные. Не просто налиты кровью, как бывает, когда просидел за книжкой до утренних петухов.

Глазное яблоко было налито багрово-красным, переходящим в черный. И уже тогда Ивик почувствовал, что господин Краавтис не жилец на этом свете.