Видишь Суслика?

А Суслик продолжил погружаться в меланхолию и самоунижение. Он продемонстрировал начало очередного учебного года. Вот поезд замедлил ход. Ох, с какой тоской смотрел Кадзуо на приближающуюся станцию. Ненавистная школа была уже близко. Ксо, каникулы пролетели одним мигом!

Парень вышел на платформу. Огромная сумка тянула вниз. Чуть пошатываясь, он двинулся к переходу, пытаясь вспомнить, что же такое увесистое напихал с собой.

Вчера он долго перебирал книжки, выбирая те, которые пригодятся на этот год и пройдут цензуру вредных замполитов.

И вроде взял только самые необходимые, чуть ли не со слезами оставляя излишне увесистые тома по литературе и истории искусств.

Ах да, бабушка, не понаслышке знавшая о скудном меню школы, снабдила худышку банками варенья и сухофруктами. А чтобы стекло не разбилось о жесткие переплеты книг, переложила все запасным бельем, купленным у той же фирмы, что снабжала школу. Суслик из года в год был самым богатым в этом плане кадетом, за что и звался «принцессой в труселях». Но его называли Сусликом, потому что замирал столбиком он гораздо чаще, чем ходил за бельём в прачечную.

Внезапно мир потерял свою ориентацию. Грузный мужчина лет сорока, весящий раза в три больше тщедушного грызуна, не успел уклониться от столкновения с шустриком, отягощенным знаниями и бабушкиными гостинцами.

Разумеется, победила физическая комплекция сумотори. Ко всем суматори Суслик питал особенное почтение и старался обходить их за версту.

«Ибо масса, помноженная на ускорение…» – захихикал Вал.

Обменявшись традиционными гоменнасаями и сумимасенами и поклонившись друг другу раз сто, Суслик и его визави наконец-то разошлись.

«Япона матерь божья!»

Суслик продолжил свой скорбный путь на Голгофу. Школьный автобус ждать не будет.

Мальчишка вздохнул. Кадетская школа, в его понимании, была семейным проклятием. Хотя папа, да и дедушка, всегда восторженно вспоминали юные годы, Суслик ненавидел военизированный храм знаний всей душой. Он чувствовал себя несчастной мышью, которой готовы поживиться буквально все.

Тут если не сожрут, то придушат, пока будут играться. Парень помнил слезы матери, когда она провожала его на вокзале, или уезжала в конце родительского дня. Он и сам рыдал, прижавшись к ней. Отца же это только злило.

«Будь достоин рода! Ты надежда клана!» – любое его обращение всегда звучало приказом.

Отец Валентина не был военным, но теплого отношения от него сын тоже не замечал.

«Наверное, мы родственные души. Не случайно же в одном теле оказались.