Другое тесто

Издалека я вообразил странно низенький придорожный фонарь – вблизи он внезапно оказался керосиновой лампой допотопного образца в руках у тощей горбатой старухи, одетой в синий дождевик с капюшоном.

– Баба Даша! – пронзительно взвизгнула жена. Впервые за последний месяц я услышал в её голосе девчачью радость.

– Вот и молодцы, – сказала баба Даша чистым и каким-то уютным голосом, который ассоциировался с пирогами и сказками Роу.

Голос у неё был гораздо приятнее лица. В свете фар я с лёгкой оторопью увидел чудовищную харю с мощным носом, покрытую кратерами пор, волосками и бородавками. Самая большая бородавка росла над правым глазом, она напоминала вишню, решившую стать кактусом и уже покрытую колючками. Бородавка и кожные складки почти закрывали глаз, зато второй, белёсый и пронзительный, уставился на меня.

– Молодец, сынок, – сказала баба Даша. – Поезжай за мной тихонечко. Уже совсем близко.

Она приветливо улыбнулась, обнажив неожиданный жёлтый клык, торчащий вверх из нижней челюсти, как бивень, и пошла впереди, со своей лампой. Я медленно вёл машину – и она словно плыла по облаку, катилась, как по правительственной трассе, хотя под колёсами была та самая болотная жижа, что и раньше.

И от этого мне почему-то стало сильно не по себе.

Не помню, сколько мы так потихоньку пробирались вперёд в круге света фар. Мне показалось, что с дороги – съехали, под колёсами что-то шуршало, перед машиной стелилась убитая заморозками трава. В конце концов свет упёрся в серый дощатый забор.

Я заглушил мотор. Ворот в заборе не было – баба Даша отворила калитку. Во дворе радостно загавкало какое-то небольшое существо собачьей породы – и выкатилось навстречу, рыжее, кудлатое. На цепи эта собачонка не сидела.

– Не укусит? – спросил я бабу Дашу, помогая жене выбраться из машины.

Собачонка не дала своей хозяйке ответить: она заюлила и полезла к нам с мокрыми поцелуями. Моя жена принялась её гладить.

Во дворе стояла плотная тьма, только тусклый, явно не электрический свет сеялся из слепого оконца.

– Проходите сюда, детки, – сказала баба Даша. – Цыц, Бишка! Не приставай! Вот сюда, на крыльцо… – и посветила своей керосинкой.

Мы вошли в избу через совершенно тёмные сени, где пахло деревом, сеном и ещё чем-то деревенским, в очень тёплую горницу. Низенькое помещение, увешанное пучками сухих трав и гирляндами сушёных грибов, освещала ещё одна керосиновая лампа на простом деревянном столе – и красноватый отсвет лежал на потолке от огня в неожиданно огромной печи.